- Кто говорит о наркотиках? - вспыхнул Бенедикт.
- Я. - Джонни подошел к нему. - Мы с тобой не закончили одно маленькое дельце. Мне доставит массу удовольствия небольшая вивисекция вскрыть тебя и посмотреть, что там внутри.
Он несколько секунд смотрел Бенедикту в глаза, пока тот не отвел взгляд и не начал играть кисточками пояса.
- Где она, Бенедикт?
- Не знаю, черт тебя побери!
Джонни подошел к проектору и выбрал одну из бобин с пленкой. Отмотал несколько метров пленки и посмотрел на свет.
- Прекрасно! - сказал он, но линия его рта застыла в отвращении.
- Положи на место! - выпалил Бенедикт.
- Ты ведь знаешь, что Старик думает о таких вещах, Бенедикт?
Бенедикт неожиданно побледнел.
- Он тебе не поверит.
- Поверит. - Джонни швырнул бобину на стол и снова повернулся к Бенедикту. - Поверит, потому что я никогда не лгу ему.
Бенедикт заколебался, нервно вытер рот тыльной стороной ладони.
- Я ее две недели не видел. Она снимает квартиру в Челси. Старк-стрит. Номер 23. Приходила повидаться со мной.
- Зачем?
- Я ей дал взаймы несколько фунтов, - пробормотал Бенедикт.
- Несколько фунтов?
- Ну, несколько сотен. В конце концов она ведь моя сестра.
- Как мило с твоей стороны, - похвалил его Джонни. - Напиши адрес.
Бенедикт подошел к обтянутому кожей письменному столу и написал адрес на карточке. Вернувшись, протянул карточку Джонни.
- Ты считаешь себя большим и опасным, Ленс. - Говорил он негромко, но в голосе его звучала ярость. - Ладно, я тоже опасен - по-своему. Старик не будет жить вечно, Ленс. Когда он умрет, я тобой займусь.
- Ты меня чертовски испугал, - улыбнулся Джонни и пошел к своей машине.
На Слоан-сквер было сильное движение, и Джонни в своем "ягуаре" медленно приближался к Челси. Было время поразмышлять и вспомнить те времена, когда они жили втроем. Он, и Трейси, и Бенедикт.
Как зверьки, бегали они вместе по бесконечным пляжам, горам и выжженным солнцем равнинам Намакваленда - земли своего детства. Это было до того, как Старику повезло на реке Сленг. У них тогда даже на обувь денег не было, Трейси носила платья, сшитые из мучных мешков, и они втроем ежедневно ездили в школу верхом на одном пони, как ряд оборванных ласточек на изгороди.
Он вспомнил, как Старик уезжал часто и надолго, а для них это были длинные недели смеха и тайных игр. Они каждый вечер взбирались на деревья перед своим бараком с глинобитными стенами и смотрели на бесконечную землю, цвета мяса, пурпурную на закате, отыскивая облако пыли: это означало бы, что возвращается Старик.
Вспомнил он и почти болезненное оживление, которое поднималось, когда шумный грузовик "форд" с перевязанными проволокой крыльями оказывался во дворе, Старик выбирался из кабины, с пропотевшей шляпой на голове, покрытый пылью, заросший щетиной, и поднимал над головой визжащую Трейси. Затем он поворачивался к Бенедикту и, наконец, к Джонни. Всегда в таком порядке: Трейси, Бенедикт, Джонни.
Джонни никогда не думал, почему он не первый. Так было всегда. Трейси, Бенедикт, Джонни. Точно так же он никогда не думал, почему его фамилия Ленс, а не Ван дер Бил. И все это неожиданно обрвалось, яркий солнечный сон его детства рассеялся и исчез.
- Джонни, я не твой настоящий отец. Твои отец и мать умерли, когда ты был совсем мал. - Джонни недоверчиво смотрел на Старика. - Ты понимаешь, Джонни?
- Да, папа.
К его руке под столом, как маленький зверек, прикоснулась теплая ладошка Трейси. Он отвел руку.
- Лучше тебе больше не звать меня так, Джонни. - Он помнил, каким спокойным, равнодушным тоном сказал это Старик, разбивая хрупкий хрусталь его детства вдребезги. Начиналось одиночество.
Джонни бросил "ягуар" вперед и свернул на Кингз-роуд. Он удивился тому, что воспоминание причинило такую боль: время должно было бы смягчить ее.
Скоро начались и другие перемены. Неделю спустя старый "форд" неожиданно приехал из пустыни ночью, и они, сонные, вскочили с постелей под лай собак и смех Старика.
Старик разжег лампу "петромакс" и усадил их на кухне вокруг выскобленного соснового стола. Затем с видом фокусника положил на стол камень, похожий на большой обломок стекла.
Трое сонных детей серьезно и непонимающе смотрели на него. Резкий свет "петромакса" отразился от граней кристалла и вернулся к ним огненно-голубыми молниями.
- Двенадцать карат, - воскликнул Старик. - Бело-голубой, чистейшей воды, и их там должен быть целый воз.
После этого был ворох обновок и блестящие автомобили, переселение в Кейптаун, новая школа и большой дом на Винберг-Хилл - и постоянное соперничество. Соревнование заслужило одобрение Старика, но зато вызвало ненависть и ревность Бенедикта Ван дер Била. Не обладая волей и целеустремленностью Джонни, Бенедикт не мог соперничать с ним ни в классе, ни на спортивном поле. Он отставал от Джонни - и возненавидел его за это.
Старик ничего не замечал: он теперь редко бывал с ними. Они жили одни в большом доме с худой молчаливой женщиной, экономкой, и Старик появлялся редко и всегда ненадолго. Он постоянно казался усталым и озабоченным. Иногда он привозил им подарки из Лондона, Амстердама и Кимберли, но подарки мало что значили для них. Для них было бы лучше, если бы все было, как когда-то в пустыне.
В пустоте, оставленной Стариком, вражда и соперничество Джонни и Бенедикта выросли до такой степени, что Трейси должна была сделать выбор между ними. И она выбрала Джонни.
В своем одиночестве они цеплялись друг за друга.
Серьезная маленькая девочка и рослый долговязый мальчик построили собственную крепость для защиты от одиночества. Прекрасное безопасное место, где не было печали, - и Бенедикт туда не допускался.
Джонни свернул в сторону от движения по Олд-Черч-стрит и поехал к реке в Челси. Машину он вел автоматически, и воспоминания продолжали одолевать его.
Он пытался восстановить ощущение тепла и любви, окружавшее их в крепости, которую они выстроили с Трейси так давно, но тут же вспомнил ночь, когда все рухнуло.
Однажды ночью в старом доме на Винберг-Хилл Джонни проснулся от звуков плача. Босой, в пижаме, он пошел на эти горестные звуки. Он испугался, ему было четырнадцать лет, и ему было страшно в старом темном доме.
Трейси плакала, уткнувшись в подушку, и он наклонился к ней.
- Трейси! Что случилось? Почему ты плачешь?
Она вскочила, встала коленями на кровать и обняла его обеими руками за шею.
- Ох, Джонни. Мне снился сон, ужасный сон. Обними меня, пожалуйста. Не уходи, не оставляй меня. - В шепоте ее по-прежнему звучали слезы. Он лег с ней в постель и обнимал ее, пока она не уснула.
С тех пор он каждую ночь уходил к ней в комнату. Совершенно невинные детские отношения двенадцатилетней девочки и мальчика, который был ей братом, если не по крови, так по духу. Они обнимали друг друга, шептались, смеялись, пока оба не засыпали.
