Полдня Аргон размышлял.
Откинувшись на спинку стула, сжимая в руке мелок, он мечтал о чуде, и вслед за страстным желанием появилась надежда. А потом предчувствие, что с заходом солнца волшебство повторится, переросло в уверенность.
Соседское радио сообщило, что время — пять часов пополудни. Аргон встал и нарисовал на стене хлеб, масло, банку сардин и чашку кофе. Под всем этим он не забыл изобразить стол, чтобы ничего не упало на пол, как прошлой ночью. И стал ждать.
Солнце зашло. У художника появилось ощущение, что с его зрением что-то происходит, так как рисунок на стене начал расплываться. Как будто между стеной и глазами повисла пелена тумана. Изображение становилось все бледнее, а туман все плотнее. Наконец он сгустился настолько, что, казалось, вот-вот превратится в твердый предмет, и тут (свершилось!) все нарисованное на стене вдруг появилось на самом деле.
Аппетитно дымился кофе, только что выпеченный хлеб был еще теплым. Ой, забыл консервный нож! Аргон стал рисовать его на стене, придерживая левой рукой, чтобы не упал, и нож прямо под мелком принимал вес и форму. Вот это настоящее творчество!
Вдруг он на что-то наткнулся. Вчерашняя кровать опять стояла на месте. На ней валялись рукоятка фруктового ножа (лезвие он стер пальцами), обертка от масла и осколки чашки.
Утолив голод, Аргон улегся на кровать. Так. Как быть дальше? Совершенно очевидно, что солнечные лучи уничтожают действие волшебства. Как только наступит день, снова вернется нужда. Нельзя ли что-нибудь придумать? Вдруг в голову ему пришла гениальная мысль. Надо занавесить чем-нибудь окно, отгородиться от дневного света.
Для осуществления этой идеи нужны кое-какие деньги. Чтобы защититься от солнца, необходимы настоящие вещи, которые не боятся солнечных лучей. Однако деньги нарисовать непросто. Что бы такое придумать? Толстый бумажник! Раскрыв его, Аргон увидел, что замысел удался. В бумажнике банкнотов было более чем достаточно.
Эти деньги исчезнут с наступлением дня, но они не оставят следов, поэтому беспокоиться не о чем. Все же на всякий случай он пошел за покупками подальше от дома. Два толстых одеяла, пять листов черной бархатной бумаги, коробка гвоздей, четыре деревянные планки. По дороге он купил в лавке букиниста попавшуюся ему на глаза кулинарную книгу. На оставшиеся деньги Аргон выпил кофе и нашел, что кофе с рисунка ничем не хуже. Это почему-то привело его в хорошее расположение духа. Напоследок он купил газету.
Прежде всего художник плотно забил дверь, завесив ее одеялом и двумя листами бархатной бумаги. Затем заделал окно, заколотив его по углам деревянными планками. От облегчения и нахлынувшего вдруг безразличия ко всему на свете мысли Аргона затуманились, он повалился на кровать и уснул.
Открыв глаза, он почувствовал внутри себя скрученную стальную пружину, готовую распрямиться в любой миг. Новый день, новая жизнь... Окруженное золотым сиянием завтра, потом послезавтра, потом еще много-много дней, и все они покорно ждут. Аргон улыбнулся счастливой, немного растерянной улыбкой. Мгновение ждет, пока он не создаст его своими собственными руками, ничем не скованный и свободный в своем выборе. О блистательная пора! Но откуда эта едва заметная грусть под сердцем? Наверное, такое же чувство испытывал бог за миг до сотворения мира. Губы расползлись в улыбке.
Аргон нарисовал большие настенные часы. Дрожащей рукой поставил стрелки на двенадцать часов. С этого момента начинается отсчет времени новой эпохи.
В комнате становилось душно, и Аргон нарисовал на стене, обращенной к коридору, окно. Но что это? Окно так и осталось рисунком. Немного поразмыслив, он сообразил, что недостает внешнего мира за окном, то есть оно нарисовано неполностью и поэтому не может стать настоящим. Ладно, нарисуем чтонибудь за окном. Какой бы вид изобразить? Альпийские горы, неаполитанское море, сельский ландшафт или, может быть, сибирскую тайгу? Перед глазами вставали красивые пейзажи, виденные на открытках и в путеводителях. Однако, когда знаешь, что необходимо остановить выбор на чем-нибудь одном, решиться очень трудно. Вот что, подумал он, нарисую-ка я себе бутылку виски, кусок сыра и буду обдумывать это дело не спеша.
Но чем больше он думал, тем труднее казалась ему задача. Как ни посмотри, дело это нешуточное. Оно важнее всего, что я рисовал до сих пор. Нет, оно важнее, чем любая картина, написанная когда-либо человеком. Мало изобразить просто приятный глазу пейзаж — море там, горы, ручейки или сады. Допустим, горы. Я ведь создам не только горы. А что будет за ними? Города, моря или пустыня? Какие там будут жить люди, какие водиться звери? Ведь я, сам того не зная, сотворю и их тоже. К этому нельзя отнестись просто как к побочному эффекту от создания окна. Ибо это целый процесс миросозидания. Моя рука определит судьбу вселенной, могу ли я положиться здесь на случайность? Нет, мир за окном—дело серьезное, я должен написать такую картину, какую не создавал еще ни один человек...
Аргон погрузился в раздумья.
Первую неделю он провел, с неудовольствием постигая всю необъятность задачи сотворения мира. Комната опять наполнилась холстами и запахом красок. Везде валялись десятки набросков и эскизов. Чем больше Аргон размышлял, тем невыполнимей казалась ему задача. Один раз, махнув на все рукой, он чуть было не решил отдаться на волю случая, но остановился, сообразив, что тогда сойдет на нет его роль творца. Кроме того, если в соответствии с его волей будет создана лишь малая часть вселенной, где гарантия, что стечение не зависящих от него обстоятельств вновь не вернет его к прошлой жизни, вновь не заставит голодать? Мелок ведь когда-нибудь сотрется. Нет, надо сотворить самому весь мир.
Следующая неделя прошла в обжорстве и пьянстве.
На третьей неделе Аргон впал в отчаяние, близкое к помешательству. Холсты опять покрылись пылью, запах краски выветрился.
Пошла четвертая неделя. Он наконец решился. Эта решимость была вызвана отчаянием, ибо ждать он больше не мог. Страшась создать своей рукой мир в окне, не в силах взять на себя эт^у ответственность. Аргон решил всецело положиться на волю случая: нарисовать в стене дверь и определить облик нового мира в зависимости от того, что он за ней обнаружит. Даже если из этой идеи ничего не выйдет и за дверью окажется все та же городская окраина, это лучше, чем ответственность за целую вселенную. Наплевать на все, только бы найти выход из этого тупика.
Впервые за все время Аргон надел пиджак — как-никак решается судьба целого мира. Твердой рукой он взял чудесный мелок и нарисовал дверь... Перехватило дыхание. Еще бы! Для человека, наверное, самое большое потрясение — открыть дверь, за которой неведомое. Может быть, в качестве награды там ожидает смерть?
