— Хоть что-то работает, — бросил Билибин.
Огненная буря вокруг «Трезубца» набирала силу. Сжатый стремительно двигающимся корпусом корабля воздух перед ним превратился в раскалённую плазменную подушку, принявшуюся обтекать небесного гостя, облизывая его обшивку ослепительно сияющими струями. Иллюминатор моментально потемнел, закрытый светофильтрами, но безумие этой бури всё равно пробивалось внутрь в виде слепящих глаза трепещущих сполохов, зубодробительной тряски и закладывающего уши визга. Им оставались считанные секунды, но под гнётом этой неистовой акустической лавины трудно было думать даже об этом.
— Приближаемся к облакам! — крикнул лежащий в «колыбели» Билибин. — Плохо видно… Вот сейчас… Внимание! Скорчившиеся рядом с донным иллюминатором Макеев с Нефёдовым успели разглядеть сквозь затемнение и дикую пляску огня что-то, метнувшееся им навстречу и тут же исчезнувшее в бушующем вокруг пламени. Вцепившись в окружающий иллюминатор бортик, они заглянули вниз, в тщетной надежде увидеть саму планету, только вместо поверхности впереди оказалось что-то пустое, точно облачный слой простирался до самой земли. Но Билибин видел, что перед ними, куда лучше.
— Эй! — воскликнул он, переводя взгляд с одного монитора на другой. — Что такое… Мы поднимаемся!
— Что? — крикнул, не расслышав, Макеев.
— Мы пробили облака и идём вверх. Мы поднимаемся!
Словно в подтверждение его слов буйство огня вокруг «Трезубца» начало стихать. Визг перешёл в протяжный рык, удары в корпус ослабли до мелкой дрожи. Автоматика немедленно сняла затемнение, и взору удивлённых людей предстало бескрайнее, быстро темнеющее небо. Сбрасывая с себя остатки тянущегося за ним дымного шлейфа, корабль поднимался в космос.
— Кто-нибудь объяснит мне, что произошло? — проговорил Макеев.
— Я своими глазами видел, как мы нырнули в облака, — сказал Билибин. — А потом…
— Что потом? — нетерпеливо спросил Нефёдов.
— Потом мы оказались опять над облаками. — Билибин оглядел расположенные вокруг него блоки. — Мы удаляемся, но скорость быстро падает. Если и уйдём от планеты, то недалеко.
— А потом нас потащит обратно, — догадался Нефёдов. Он посмотрел вниз, туда, где плыл, растекаясь в воздухе, тонкий дымный след: автоматика уже успела развернуть корабль донным иллюминатором вниз. — Мы что, проткнули всю планету насквозь?
— Похоже на то, — отозвался Билибин. — Мы входили в атмосферу в районе терминатора, приближаясь к ночной стороне, а вышли на дневную. Объясняйте это как хотите, но мы, действительно, прошили планету насквозь.
— Даже если бы она вся состояла из тумана, — проговорил Нефёдов, всё так же глядя вниз, — то даже в этом случае нам понадобилось бы минимум пятнадцать минут, чтобы пересечь её. Она почти вдвое крупнее Земли. Но никак не за секунды.
— Тогда что это было? — спросил Макеев.
— Не знаю. Но могу предполагать, что будет: — ещё один проход, и он завершится на ещё более низкой орбите. А потом, если корабль выдержит, — ещё… ниже. Затухающие колебания.
— Это мы скоро узнаем, — ответил Билибин.
«Трезубец» поднялся ещё немного, остановившись в верхних, разреженных слоях, и опять начал падать. Теперь скорость, с которой они проходили сквозь атмосферу, была ниже, но их всё равно порядочно потрепало, прежде чем корабль достиг облаков. «Трезубец» вновь пылающим болидом ворвался в их белёсую муть и тут же выскочил обратно, но уже в противоположном полушарии. Как и предполагал Нефёдов, верхняя точка, которой им удалось достичь в этот раз, находилась значительно ниже предыдущей.
— Можно рассчитать, какое количество таких «колебаний» мы сможем совершить, — сказал Билибин. — Если ничего не изменится, то… То получается два с половиной десятка.
— После чего эти наши колебания-прыжки должны прекратиться окончательно, — заметил Макеев.
— И прекратиться как раз в… зоне, где совершается быстрый переход на противоположное полушарие, — подхватил Нефёдов. — Сможем ли мы вообще остановиться там?
— Увидим, — лаконично ответил Билибин. — Чего гадать.
«Трезубец» начал новый этап падения. Он снова горел, с воем продираясь сквозь атмосферу, но очевидно было, что этот пылающий маятник теряет силу. Теперь корабль уже не покидал атмосферы. Его проходы сквозь воздушную оболочку больше не сопровождались таким ослепительным фейерверком, хотя огня и дыма пока хватало. Это позволяло почти не затемнять иллюминатор, однако кроме белесого облачного покрова, сначала стремительно приближающегося, а затем столь же стремительно удаляющегося, никто не увидел ничего нового. Мгновение мрака, наступающего после вхождения в облачный слой, видимо содержало в себе ответ на вопрос, что же происходит с падающим на планету кораблём? Только в этот короткий миг даже аналитическая аппаратура, отслеживающая все параметры среды за бортом, не смогла уловить ничего необычного. Непрерывно работающий всё это время сканер так и не прояснил ситуации с поверхностью. «Эхо», которое они принимали, было исключительно облачным.
— Я могу предположить следующее объяснение происходящему, — заявил Нефёдов после того, как «Трезубец» завершил седьмое «качание». — Наши проходы сквозь планету — это не что иное, как пример так называемой нуль-транспортировки. То есть мгновенного переброса тела из одной точки пространства в другую.
— Вот как, — удивился Билибин. — И как это происходит? Ну, такая мгновенная переброска?
— Понятия не имею, — просто ответил Нефёдов. — Я планетолог, а не физик-теоретик. Но в принципе, насколько я знаю, такое вполне возможно.
— Тогда объясните мне, что могло привести к возникновению целой зоны вокруг планеты, где возможна эта ваша нуль-транспортировка?
— Хм, — задумчиво хмыкнул Нефёдов. — Может статься, это и не планета вовсе.
— Вот те раз! — воскликнул Макеев. — А что же это?
Нефёдов развёл руками.
— Скажем так: уникальный объект, создающий вокруг себя зону с аномальными пространственно-временными характеристиками. Участок вне привычного евклидова пространства и… вне времени.
— Надо же! — только и сказал Билибин.
Скорость «Трезубца» падала с каждым новым «качанием», как и его высота над облачным слоем. Четырнадцатый проход сквозь облака завершился всего в каких-то трёх километрах над ними. Следующий, пятнадцатый, менее чем в двух. Трение о воздух тормозило их, а возможно и сам переход сквозь чёрное ничто. Двадцатое «качание» началось в каких-то считанных сотнях метров от облаков, завершившись на ещё меньшем расстоянии.
