- Ну кто же там? - спрашиваю.
Две рослые фигуры топчутся у крыльца. Я почти не вижу их в слепящих снежинках.
- Да заходите, избу выстудите!
Они входят. Молодые, в темных плащах. Нет, скорее длинных шинелях с накидками. Они неловко стряхивают снег, и я вижу в их руках перчатки и черные цилиндры. Лица бледные, испуганные.
Молчат.
- Добрый вечер,- говорю я.
- О, добрый вечер! - хором вторят они.
- Видите ли,- говорит один из них,- в наши намерения... э-э... совершенно не входило причинять вам...
Я уже это понял,- перебиваю я с абсолютно неуместной иронией.
Говорящий краснеет. Румянец заливает совсем еще мальчишеское лицо с красивыми темными усами.
- Но судьбе было угодно... То есть я полагаю...- Он умолк.
- У нас небольшая беда,- подает голос второй,- и мы очень надеемся на ваше доброе расположение и вашу помощь.
- Конечно,- говорю.- Чем могу быть полезен?
- Мы путешествуем,- продолжает второй. Он потирает руку об руку.
- Да вы замерзли. Идите к печке.- Я делаю шаг назад, давая ему дорогу. Он благодарно кивает и устремляется к горячей беленой стенке.- И вы погрейтесь,- говорю я усатому.- Вон что творится.- И закрываю дверь.
Теперь они оба оглаживают теплый печной бок, и я могу их рассмотреть. Оказывается, второй тоже с усами. Только они светлые и негустые. Их даже не сразу заметишь. Зато глаза задерживают внимание. Умные, цепкие. Да хохолок льняных волос на покатом лбу.
- Так вы путешествуете,- поддерживаю я разговор.
- Да, да,- говорят они опять разом,- так получилось, что наша машина...
- Наши сани,- говорит темноусый.
- Наш вертолет,- добавляет второй.
- Наш... э-э... экипаж...
- Так вертолет или сани? - спрашиваю я.
- Сани, сани,- подтверждает темноусый.- Они стали терять энергию.
- Терять энергию? - повторяю я.- У вас что, аэросани?
Темноусый мешкает с ответом. Заговорил светловолосый:
- Простите, вы по какой части служите? - Он скользнул взглядом по столу, бумаге.- По агрономической?
- Почему вы решили?
- У вас не крестьянский вид.
- Ну и что?
- А живете в деревне, в избе...
- Ах, вот вы о чем,- смеюсь я.- Так вы ошибаетесь. Я здесь не живу. Я здесь случайно. Приехал на несколько дней. Я из Москвы. И раз вам интересно, скажу: по образованию я физик, работаю в информационном отделе одного научного института.
- Физик? - говорит темноусый.- Это замечательно. Тогда вы нас поймете.
- Польщен,- говорю я.- Так что с вашими аэросанями?
- Это не совсем аэросани. Это такой, знаете, аппарат... Новые испытания...- Он смотрит на товарища.
- И вдруг,- подхватывает светловолосый,- случайная авария. Теряем энергию. Вынужденная остановка. И нам как воздух нужна электрическая энергия. А у вас горит свет, и мы подумали...- Он поднял глаза на лампочку, голо висящую на пыльном серо-желтом шнуре.
- О, электроэнергия не проблема,- говорю я весело.- Сколько угодно, о чем речь.
- Но,- теперь запинается светловолосый,- нам нечем заплатить...
- Вы это серьезно? - Я внимательно смотрю на него.
- Вы уж нас извините. Мы, наверное, идем по дуге вместо хорды. Но эта нелепая остановка... Она сбила нас с толку.
- Послушайте, довольно реверансов. У вас какие-то секреты, ну и Бог с ними. Меня они не интересуют. А помочь я готов. Электричество - это чепуха. Что еще?
- Вы нас не так поняли. Решительно никаких секретов. Просто мы сознаем, сколь удивительными вам представляемся. Ввалились ночью, в глуши, зимой воистину как снег на голову. Да еще в таких одеждах.- Светловолосый слегка повел цилиндром.
Блеснул белый шелк подкладки.
- Да, одежда у вас та еще.
- Мы взяли ее в костюмерной.
- Я так и подумал.
- Ну вот и хорошо. Нас необычайно радует, что мы столкнулись с человеком образованным, физиком. Физик без труда поймет, что машины бывают всякие... и полеты... и...
- Так кроме электроэнергии вам что-нибудь нужно?
- Ничего. Какое у вас напряжение?
- Двести двадцать вольт вас устроит?
- А мощность? - быстро спросил темноусый.
- Точно не знаю. Полагаю, несколько киловатт.
Темноусый оглядывается на своего спутника. Они задумываются.
- Лучше бы, конечно, мегаватты,- говорит наконец темноусый,- иначе долго... Будем это... валандаться.- И посмотрел на меня неуверенно.
- Помилуйте, откуда здесь такая мощность?
- Да, да, конечно. Спасибо большое. А соединительный провод у вас есть?
- Поищем.
Я беру фонарик, и мы с темноусым идем в клеть. Лешка - мужик хозяйственный, и мы тут же натыкаемся на великолепный моток толстого провода.
- Прекрасно! - восклицает мой гость.
Мы возвращаемся.
- Позвольте, я вас чаем напою,- говорю я.
- Чай? О нет, что вы.
Я вижу, что чаю им хочется, и ставлю чайник. Подбрасываю в топку дров. Гости следят за моими действиями.
- Мне нужно к машине,- встрепенулся темноусый.
- Возвращайтесь,- говорю я.- Закипит скоро.
- Да,- спохватывается светловолосый,- мы же еще не представились. Аскольд.
- Вахтанг,- говорит темноусый.
- Илья,- говорю я.
Мы трясем друг другу руки. Вахтанг выходит.
Я начал хозяйственную возню. Сгреб свой писательский инвентарь.
Протер стол.
- Вы нас очень выручили,- говорит Аскольд.- Такой мороз. Будем надеяться, что в машине...
В сенях хлопнула дверь.
- Аскольд! - Это голос Вахтанга.
- Простите.- Аскольд выходит.
Мне очень хочется посмотреть на "сани", но я боюсь показаться назойливым. Я делаю шаг к двери и слышу взволнованный шепот: - Он замерз очень.
- Но ведь он его узнает.
- А что делать?
Мне становится неловко. Я отхожу к печке. Чайник вот-вот закипит. Появляется Вахтанг. За ним в проеме маячит Аскольд.
- Илья,- говорит Вахтанг,- там у нас еще двое. Им холодно. Не разрешите ли...
- Вы меня просто удивляете,- перебиваю я,- тащите их сюда. Будем чай пить.
Огонь горит ярко. Отблески из-за чугунной дверки ходят по стенам. Я испытываю приятное возбуждение. Столько гостей!
Вахтанг и Аскольд исчезают. Проходит минута. В сенях скрипит дверь. Топчутся люди. За Аскольдом протискивается коренастый человек, бородатый, с каштановой гривой. Одной рукой он прижимает к груди цилиндр, другую протягивает мне.
- Вадим.
- Илья.
За широкой спиной Вадима стоит еще один. Я никак не разгляжу его. Только вижу, что роста небольшого, волосы спутаны. Темнорыжее колечко приклеилось ко лбу. Медленно я огибаю монолитную фигуру Вадима. В избе тихо. Слышно, как трещат в печи поленья. Я продолжаю свой плавный танец. Наконец Вадим сдвигается в сторону, и я вижу четвертого гостя целиком. Я вижу его в желтом свете пыльной шестидесятисвечовой лампочки, в красноватых отблесках пламени. Я смотрю на него и молчу. Губы одеревенели.