- Я не хочу ничего понимать! - закричала она и кинулась к маме, но врач ее перехватил, прижал к своему пропахшему едкими лекарствами халату, а она продолжала рваться к этому страшному глазу, как будто загипнотизированная, как будто злое существо поселилось в таком родном теле, безнаказанно пожирало с детства знакомый запах и дразнилось, дразнилось, дразнилось!
"Не вспоминай", - посоветовал Эдвард.
Причальные краны неуклюжими аистами подцепляют массивное тело и останавливают его падение, остатки анимы сверкающими брызгами, серебристой пылью осаждаются на их клювах, стекают вниз, ослепительно вычерчивая в синеве жизни стартовые мачты, спутанные щупальца труб и проводов, которые тоже начинают шевелиться. А снизу поднимается пассажирская капсула.
- Береги себя, - говорит отец. Обычные слова вежливости, приправленные имбирем.
- Я ненавижу имбирь, - шепчет мама.
- Ты ненавидишь меня, - поправляет отец. Без злобы, без раздражения. Констатация факта. Шершавое слово учителя логики. А сейчас, дети, мы займемся констатацией фактов.
- Уважаемые пассажиры! Уважаемые пассажиры! Объявляется посадка на рейс 431 до Хэйсэя! Объявляется посадка на рейс 431 до Хэйсэя! Посадка будет проходить через ворота 16 главного здания! - кошка налакалась еще больше молока и лениво промурлыкала заученный текст. Хотя, может быть, она читает его по экрану "Нави" - свернулась на кресле, протянула лапку к клавиатуре и вслух мяукает бегущие строчки.
- Об этом теперь бессмысленно спорить, - устало говорит мама. - Береги дочь. Ты ведь знаешь...
Ты ведь знаешь, что у меня нет шансов. Вот, что она хочет сказать. К голосовому процессору идут противоречивые сигналы, умная машинка в недоумении. Она даже успевает произнести часть того, что произносить не стоит. Сэцуке, не оборачиваясь, прекрасно представляет милую сцену семейного прощания.
Папа в обвисшем пепельном плаще с вывернутыми карманами (посадочные талоны так пока и не нашел), черные перчатки, полосатые брюки - неуклюжий стебелек для крупной головы. Седые волосы торчат какими-то клочьями, в черных очках ничего не отражается. Пустота.
Мама в коротком плащике-разлетайке, похожая на старшеклассницу. Смерть, поселившаяся в ней, превратила маму в хрупкую старшеклассницу. Даже юбку она надела клетчатую. Зато чулки - ослепительно белые, как простыни на ее больничной койке. Еще один неуклюжий стебелек для увядшего бутона. И очки. Взрослые любят темные очки.
Два отчуждения, соединенные тонкой паутинкой. Паутинка - это Сэцуке. Так ей хочется думать.
И теперь она сама - обычный подросток в желтой куртке, в такой же клетчатой юбке. Только колготки темные. И нет очков. А они бы не помешали. Ведь слезы проложили по щекам две мокрые полоски - соленые русла печали и расставания. Почему люди плачут? Потому что исчезает предмет их любви или привязанности, говорит бесстрастным голосом преподаватель психологии. Как просто!
- Все счета оплачены, - говорит отец. - Корпорация "МЕХ" открыла на тебя именной счет. Я буду следить за его пополнением.
- Наркотики стоят дорого, - усмехается мама. - Дороже анимы. Теперь-то я узнаю, что такое счастье...
Сэцуке сжимается, так как знает - сейчас последует прощание. Отвратительный спектакль бездарных актеров. Краем глаза девочка смотрит на идущих к воротам людей. Они уже попрощались. Обнялись, поцеловались, еще обнялись и разошлись. Каждый по своим делам.
- Сэцуке, - искусственный голос мамы. У нее теперь много чего искусственного. Даже обида на отца поддельна.
Сэцуке качает головой и обнимает Эдварда двумя руками. Главное - не разреветься, не дать растаять льдинке в горле. Не плакать и не кричать. Они давно попрощались. Попрощались в тот день, когда врач сказал, что Сэцуке должна все понимать.
- Не надо, - говорит отец. - Иди сама.
Он что-то понимает. Неужели он что-то понимает?
- Отбери у нее медведя, - внезапно говорит мама. Жестокие слова. - Девочке ее лет не пристало приходить в новую школу с игрушечным медведем.
- Это не просто школа. Это специальная школа, - с ледяным спокойствием отвечает отец. - У них свои методы. Я посоветуюсь с учителями.
- Они посоветую отдать медведя в детский дом, - скрипит мама. Тихий, неуверенный скрип, словно садится батарейка в приемнике.
- Я решу эту проблему. Обещаю. Уходи.
Стучат каблуки.
2
Туша дирижабля, пассажирская гондола и хобот коридора сходятся, встречаются, потоки серебра окончательно высвечивают, очерчивают холодным сиянием стартовую машинерию, натягиваются провода, кальмар обхватывает тело кашалота, и происходит вспышка. Это настолько неожиданно, что Сэцуке вскрикивает и отворачивается от окна. Прижимает ладошки к глазам. Теперь есть повод поплакать.
- Надо быть осторожнее, - на плечо опускается рука отца. Он не сюсюкает, не вопрошает фальшиво-заболиво о том, что случилось, не приседает перед ней, стараясь отвести ладони от глаз. Сэцуке ему благодарна. Медведь неудобно зажат локтем и отец забирает его.
Начинают завывать сирены. В шорох шагов вплетаются нотки беспокойства. Кто-то подбегает к окнам, кто-то наоборот отскакивает. Сэцуке осторожно оглядывается. Ей кажется, что отец строго скажет: "Не смотри", но он молчит. Багровые пятна растекаются по темным стеклам его очков.
Ему действительно хочется сказать: "Не смотри", снова закрыть Сэцуке глаза ее собственными ладошками, но он не произносит ни слова. Потому что мир жесток. Потому что каждый должен понять - насколько жесток мир, и как хрупка жизнь человека. Именно поэтому существует корпорация "МЕХ", именно поэтому существует фонд "Стереома". Два паука, опутавших мир-города стальной паутиной своей власти и... и жизни.
Пол содрогается, мигают и угасают лампы, аэропорт погружается в густой красный сумрак, настолько плотный, что кажется - сам воздух сгустился, уплотнился, стал твердым, и теперь его впору не глотать, а выгрызать по кусочкам.
Продолжают выть сирены. Из пола вырастают ограждения безопасности, и помещение рассекается силовыми сталагнатами. Каждый человек в своей пещере. Самое страшное сейчас - паника. Главное - погасить возможные очаги паники.
- Что это? - спрашивает Сэцуке.
Под потолком вспыхивает множество крошечных солнц, разноцветные лучи плотным дождем падают на людей, и наступает невероятная тишина. Словно все знают - нельзя двигаться, нельзя кричать. Можно (и нужно) только стоять и смотреть.
- Индикаторы безопасности, - говорит отец.
Сэцуке улавливает оттенок гордости.
- Твоя разработка? - пытается улыбнуться девочка.
- Наша, - поправляет отец. - Нашего отдела. Не шевелись. Просто стой и смотри. Сейчас будет интересно.
