- У меня есть молодая кузина, мадам. Розамунда Уолсингем. Сирота, находится на попечении старшего брата Эдмунда. - Он замолчал и аккуратно положил на колени стопку бумаги, которую все это время продолжал держать в руке. - Тот, однако, абсолютно не годится для подобных благородных целей. Младший из братьев, Томас, делает все, что в его силах, однако, как вы, конечно, знаете, он служит вашему величеству, а потому не в состоянии постоянно заботиться о сестре.
- Томас работает на вас.
Замечание прозвучало жестко. Порой королева делала вид, что вовсе не интересуется разветвленной секретной службой секретаря королевской канцелярии и ничего о ней не знает.
- Именно так, мадам. - В знак согласия Фрэнсис склонил голову, хотя и знал, что ее величество несколько раз беседовала с Томасом относительно некоторых аспектов службы. - Потому-то и не может уделять сестре достаточно времени и внимания.
- И сколько же девочке лет?
- Семнадцать, мадам.
- Как она выглядит? Как держится в обществе?
- Я бы назвал внешность вполне приятной. - Сэр Фрэнсис вдумчиво подбирал слова. - Сомневаюсь, правда, что молодая особа привлечет к себе внимание в толпе.
Королева постоянно опасалась, что одна из фрейлин ее затмит, и особенно ревностно относилась к тем, кому природа подарила преимущество в возрасте.
- Ну а характер?
Елизавета теребила лежавший на коленях веер: слегка открывала и тут же быстро закрывала.
- По моим понятиям, образцовый, мадам.
- И вы ходатайствуете о моем покровительстве?
- Хотел бы попросить ваше величество принять родственницу на службу в качестве самой младшей из камер-фрейлин.
- А молодая леди в состоянии сама себя обеспечить? Вам ведь известно, что мои придворные дамы получают лишь одно парадное платье в год и должны заботиться об остальном гардеробе.
Сэр Фрэнсис с трудом сдержал вздох: он отлично знал о бережливости королевы, которая, впрочем, вовсе не распространялась на собственные наряды.
- Заботу обо всем необходимом готов взять на себя. Ну а как только кузина освоится при дворе, найду ей подходящую партию.
- Если девочка мне понравится, я и сама подберу ей мужа, - провозгласила ее величество, поднимаясь. - Вам незачем беспокоиться. Приведите ее ко мне.
Королева направилась к двери в глубине кабинета, которая вела в спальню.
Сэр Фрэнсис поспешно вскочил.
- Это все, господин секретарь?
- Еще пара вопросов, мадам.
Уолсингем прижал к груди бумаги и направился следом.
Елизавета вошла в просторную комнату. Возле одной из стен стоял клавесин, в камине ярко горел огонь. За толстыми каменными стенами старинного замка даже летом властвовал холод.
- Говорите, - приказала она и села за инструмент.
- Мадам, хотел бы вновь посоветовать как можно решительнее действовать в отношении вашей кузины. - Сэр Фрэнсис положил бумаги на клавесин. - Это письма Марии Стюарт в Париж, Томасу Моргану, в которых она спрашивает, на какую именно поддержку со стороны короля Франции может рассчитывать и какую численность войска он готов гарантировать для вторжения.
Елизавета решительно сжала губы.
- Я уже говорила, господин секретарь, что больше не предприму против кузины ни единого шага. Я отобрала у нее трон, но, честно говоря, не верю, что таким, образом можно развенчать королеву, хотя сэр Эмиас считает иначе. Письма, которые вы принесли, не в состоянии показать ничего нового и более страшного, чем прежде. Кузину тщательно охраняют; заключение уже далеко не так приятно, как раньше, да и сэр Эмиас Полит не допускает никаких послаблений. - Королева пробежала пальцами по клавишам. - Ваши мрачные предсказания утомили.
Сэр Фрэнсис выбрал из стопки один листок.
- Если вы, ваше величество, соизволите прочитать вот это, то сразу согласитесь с необходимостью немедленных действий. Ради всего святого, мадам, не поддавайтесь слабости и не откладывайте далее излечение своего больного государства. Необходимо срочно вырвать заразу с корнем, методично и безжалостно.
- О, катитесь ко всем чертям вместе со своими заразами и корнями! - Елизавета порывисто вскочила. - Я полновластная хозяйка этого государства и в состоянии сама решить, что пойдет во благо подданным, а что нанесет вред.
Она в сердцах швырнула веер, и вельможе пришлось сделать шаг в сторону.
Впрочем, Уолсингем тут же наклонился, поднял веер и почтительно отдал королеве. За долгие годы службы ему уже не раз приходилось избегать столкновений с различными летающими предметами.
Ее величество смерила секретаря разъяренным взглядом, однако постаралась умерить пыл.
- Я проявила несдержанность, но, право, Фрэнсис, вы испытываете терпение.
- Позвольте заметить, мадам, что вы не меньше испытываете мое.
Шурша юбками, Елизавета быстро прошла по комнате, остановилась возле окна и обернулась.
- Так чего же вы от меня хотите?
- Всего лишь применения к Марии Стюарт положения о причастности к преступлению.
Елизавета вздохнула:
- Не могу одобрить подобную практику, Фрэнсис. Никогда в жизни не верила в отраженную вину. Несправедливо наказывать невиновного человека за чужие деяния.
- Но, мадам, вашу кузину никак нельзя назвать невиновной. Она неустанно и целеустремленно трудится ради одной цели: свергнуть вас с трона. Ведет регулярную переписку с герцогом де Гизом, своим французским кузеном, подстрекая того собрать армию и организовать вторжение. Ее агенты работают и в Испании, добиваясь поддержки короля Филиппа. Нет, узница далека от невиновности, и вам придется это признать, даже против собственной воли.
Елизавета внезапно постарела; даже толстый слой пудры и румян не смог скрыть обрюзглой кожи. Она долго смотрела на настойчивого придворного невидящим взглядом, а потом тихо произнесла:
- Я вас выслушала. На сегодня достаточно. Можете идти.
- Мадам. - Сэр Фрэнсис поклонился и направился к двери, однако тут же остановился и неуверенно уточнил: - А моя кузина?…
- Да, можете представить мне девочку.
Королева вернулась к клавесину, и секретарь покинул личные апартаменты ее величества.
Розамунда с нетерпением ждала, когда же начнутся уроки придворного этикета, однако жизнь в особняке на Сизинг-лейн мерно текла день за днем, а леди Уолсингем даже не заговаривала на животрепещущую тему. Розамунда не раз задумывалась, не задать ли самой все накопившиеся вопросы о новой блестящей жизни, а главное, не узнать ли точно, когда эта жизнь начнется, однако спокойная безмятежность Урсулы сдерживала любопытство и заставляла прятать горячее стремление к неизведанному. Хозяйка дома могла подумать, что подопечная пренебрегает добротой и гостеприимством, а подобная неблагодарность была немыслима и недопустима.
