женщины чего-то дружно хотят… В общем, много чего валяется.
А тут вообще ничего.
Абуто не соврала — дверь на лестницу чёрного хода мы нашли. Замаскирована шикарно, если б не знали, чего и где искать — сто раз бы прошли мимо и не подумали. Дверь закрыта и открывается только изнутри, с лестницы. Если, конечно, у вас нет Натахи, которая подцепила защелку сложным крючком из плющеной проволоки. Интересное у неё, видать, прошлое.
— Это точно не пожарная лестница, — заявила наша взломщица. — Какой смысл делать пожарную лестницу, на которую при пожаре хрен попадёшь?
Логично, черт побери.
— Интересно, на насем этазе такая есть?
Вот и мне интересно.
Оказалось — есть. Отсчитав по пролётам неудобной, узкой, скудно освещённой лестницы, я толкнул дверь — и она открылась. Прямо перед Стасиком, который чуть не описался от неожиданности.
— Э… тут дверь? — глупо спросил он.
— Нет, её тут нет, идиота кусок, — грубо ответила Натаха, ковыряясь в защёлке. — Всё, теперь не закроется.
Порадовался своему глазомеру — дверь, как я и ожидал, открылась возле комнаты, где убили Абуто. Снаружи она выглядит как выступ в стене, часть несущей конструкции. Ни за что не подумаешь.
— А я вас жду… У нас, оказывается, Константин пропал…
В столовой опять гудит народ. Быстро Стасик вернул себе воображаемые вожжи — пытается рулить повесткой, но никто его не слушает. Я, признаться, вообще не помню никакого Константина. Но это ничего не значит. Я дохера всего не помню. Лица знакомые — а кого как зовут, кто чем дышит, кто с кем спит — без понятия.
Я, вот, опять ни с кем не сплю. Женского полу примерно половина контингента, некоторые даже вполне симпатичные, но, похоже, Сэкиль с Натахой их надёжно отпугивают самим фактом своего существования. Может, всё-таки того? В яшмовую дырку нефритовым хреном?
Стасик, надо отдать ему должное, добился относительной тишины.
— Люди! — пафосно начал он.
— Хуй на блюде!
— По делу говори!
Не уважают тут самозваного старосту.
— У нас пропал член общины, Константин.
— Да какой там член! — выкрикнула с места какая-то женщина. — Было б о чём говорить!
С разных сторон послышалось женское хихиканье. Похоже, многие имеют на этот счёт собственное мнение. Пожалуй, и хорошо, что я тут ни с кем не сплю, а то сравнений не оберёшься.
— Дело серьёзное! — настаивал Стасик. — Он не завтракал и не обедал, в комнате его нет. Пожалуйста, припомните, кто когда его в последний раз видел?
После долгих препирательств выяснилось, что последней его наблюдала как раз та женщина, что имела нелестное мнение о размерах. Причём как раз по этом вопросу.
— Ну да, смотреть там не на что, — без малейшего смущения заявила она, — но зато как он языком…
Разноголосый женский гул выразил согласие. Да, развлечений тут немного, так что приходится брать всё от имеющихся.
— Оу, какие посрые бабы! — тихо выразила свое неодобрение Сэкиль. — Разве мозно обсуздать вот так музсина? То, что дераесся в кровати, дорзно оставасся там!
И покосилась на меня с намёком. Я сделал вид, что не заметил.
В общем, упомянутый Константин донёс в массы своё язычество, после чего удовлетворённая тётка его покинула. Это было «ночью» — часов тут нет. Больше, похоже, его никто не видел. Это странно, потому что деться тут, в общем, некуда. Загадка.
Так ни с чем и разошлись. Стасик пытался сагитировать людей на что-нибудь, но его даже на хер слать ленились. Наверное, потому что он так и не придумал, на что именно. Просто ему очень хотелось покомандовать.
Пичалька.
Глава 6. Аспид
Sometimes I’ve believed as many as six
impossible things before breakfast.
Lewis Caroll. Through the looking-glass
— Тондоныч, к вам можно?
— Заходи, Мила. Садись. Чай? Печенье?
— Нет, Тондоныч, не надо ничего. Я поговорить.
— Конечно, давай поговорим.
Волосы в два цвета, длинная чёлка закрывает правый глаз, левый густо обведён (наноскин), в перегородке острого носика колечко (настоящее). Не красавица, но и нет причины для комплексов. Но она, конечно, комплексует. Они все комплексуют, возраст такой. Миле пятнадцать, и она хорошая девочка. Талантливая вирт-художница, мастер скин-живописи, автор множества популярных скин-мем-имиджей. Сейчас её кожа (открытая прозрачной рубашкой сверху до пояса кроме непрозрачной полосы на груди) чиста, но это такой странный жест уважения. Дети отчего-то считают, что я противник наноскина.
На самом деле я, скорее, рад, что его не придётся однажды выжигать с кожи лазером. В татуировках мне не нравится перманентность — принудительная фиксация сиюмоментного вкуса в графике. Нравится им запускать по себе картинки — да и пусть. Чем бы дети ни тешились, учитывая, что жизнь у них не так чтобы полна счастья. Тем не менее, есть устойчивая байка, идущая, как и положено, от старших к младшим: «Аспид ненавидит скины! Он, конечно, слова не скажет, это ж Аспид, но так посмотрит! Брррр!» Одна из многих баек про меня. Должны же дети кого-то мифологизировать? Когда их директор — Жуткий Монстр Аспид, они чувствуют себя защищёнными. Хорошо иметь личного дракона.
Но наноскины считается хорошим тоном при визите ко мне убирать.
— Тондоныч, вас искала такая девушка, Алёна. Похожа на Джиу из Дорамы.
— Она меня уже нашла.
— Я знаю, да. Я хотела сказать, что она не первый раз вас ищет. И она странная.
— Более странная, чем мы? — улыбнулся я.
