– Увидим? – тревожным эхом отозвался Кассик.
Нина приказала высадить их в Сан-Франциско, в районе Норт-Бич. Кассик заткнул пасть верещавшего счетчика горстью монет на девяносто долларов, и машина улетела. Справа от них сияла своими знаменитыми барами, погребками, кабаре и подпольными ресторанами Коламбус-авеню. По улицам бродили толпы народа, небо над головой кишело идущими на посадку и взлетающими междугородными такси. Мелькали разноцветные буквы, со всех сторон сияли щебечущие, мерцающие витрины.
Увидев, куда притащила их Нина, Кассик слегка испугался. Он знал, что она собирается в Сан-Франциско; в полицейских докладах мелькало, что она бывает и на Норт-Бич, в районе, который всегда держали под наблюдением. Но тогда он думал, что так она выражает свой скрытый, тайный протест, и никак не ожидал, что она осмелится притащить его сюда. А Нина уже уверенно шагала к ступенькам, ведущим вниз, в какой-то подвальчик. Похоже было, что она прекрасно знает сюда дорогу.
Кассик схватил ее за руку и спросил:
– Ты уверена, что нам именно сюда?
Нина остановилась:
– Что ты имеешь в виду?
– Это как раз то самое место, которое я с удовольствием бы уничтожил. Жаль, что бомбы не покончили с этим раз и навсегда.
– Не волнуйся, все будет в порядке,– сказала она, поджав губы.– Я здесь всех знаю.
– Боже мой,– воскликнул Каминский, наконец осознав, куда они попали.– Ведь они же здесь совсем рядом!
– Кто «они»? – спросил озадаченный Кассик.
Обвисшее лицо Каминского перекосилось. Больше он не произнес ни слова; положив руку на плечо Тайлы, он повел ее к ступенькам. Нина уже спускалась, Кассик неохотно последовал за ней. Каминский спускался последним, весь погруженный в себя, бормоча что-то себе под нос и размышляя о каких-то собственных, только ему известных материях, терзавших его вечно сомневающееся сознание. Тайла серьезно и невозмутимо шла с ним, и не похоже было, что ее тащат силой. Несмотря на молодость, она сохраняла полное самообладание, ничему не удивлялась, и ни один мускул не дрогнул на ее лице.
Подвальчик был тесно набит людьми; густая толпа шевелилась и двигалась как единый организм. То и дело оглушающе что-то гремело, словно кто-то колотил по листу жести; мерцающие струи дыма стлались по воздуху, ровный гул голосов покрывал атмосферу, насыщенную человеческими испарениями.
Официанты-роботы, свисающие с потолка, скользили по всем направлениям, разнося напитки и собирая пустые стаканы.
– Вон туда,– кивнула Нина и пошла вперед.
Кассик и Каминский переглянулись: подобные заведения были, конечно, не запрещены, но Служба безопасности предпочла бы их все-таки закрыть. Район Норт-Бич в Сан-Франциско был, так сказать, bete noir[2] злачных мест, последним пережитком довоенного времени, когда районы красных фонарей были обычным делом.
Нина уселась за крохотный деревянный столик, придвинутый к стене. Над головой неровным светом мерцала искусственная свеча. Кассик подвинул к себе какой-то ящик и кое-как притулился рядом. Каминский механически проделал ритуал отыскивания стула для Тайлы, а потом нашел и для себя. Наклонившись, он положил свой пакет на пол, прислонив его к ножке стола. Все четверо сидели, тесно прижавшись друг к другу, касаясь друг друга локтями и коленями, уставясь друг на друга, вокруг квадратного, пропитанного влагой столика.
– Ну вот,– сказала Нина,– мы на месте.
Сквозь шум ее голос был едва слышен. Кассик сгорбился, пытаясь спрятаться от непрерывного грохота. Душный воздух, лихорадочное движение огромного количества людей – от всего этого ему стало очень не по себе. Желание Нины повеселиться носило преднамеренно зловещую окраску. Он гадал, о чем сейчас думает Тайла. Но она, казалось, вообще ни о чем не думает: хорошенькая, уверенная в себе, она расстегнула пуговицы плаща и с удовольствием оглядывалась по сторонам.
– Вот цена, которую мы платим,– прокричал Каминский на ухо Кассику,– ведь у нас релятивизм, и каждый понимает его как хочет.
Нина тоже расслышала несколько слов.
– О да,– согласилась она, слегка улыбнувшись,– нужно позволять людям делать то, что они хотят.
Робот-официант свалился с потолка и повис перед ними, как железный паук; Нина стала делать заказ. Глядя в меню, она заказала себе порцию героина, потом передала перфокарту мужу.
Остолбеневший Кассик глядел, как робот выкладывает на стол целлофановый пакетик с белыми капсулами.
– Ты что, употребляешь это? – изумился он.
– Иногда,– уклончиво ответила Нина, разрывая пакет острыми ногтями.
Кассик оцепенело заказал себе марихуану, Каминский сделал то же самое. Тайла с интересом рассматривала меню, наконец она заказала ликер, настоянный на каком-то наркотике, под названием «Артемизия». Кассик заплатил, и официант, быстро обслужив их и забрав деньги, уполз.
Его жена уже приняла дозу, и на нее подействовало: глаза остекленели, дыхание участилось, пальцы были судорожно сцеплены. На шее у нее выступили мелкие блестящие капельки пота; капля за каплей они сочились по ключицам и испарялись в жарком воздухе помещения. Он знал, что особым распоряжением полиции этот наркотик сильно разбавляют, но он и в таком виде был неслабым. Он ощущал, как ее тело движется в каком-то неуловимом ритме. Она покачивалась вперед и назад, подчиняясь какому-то неслышному для других звуку.
Он прикоснулся к ее побледневшей руке. Она была холодной и жесткой.
– Дорогая,– мягко произнес он.
С усилием она сосредоточилась на нем.
– Привет,– сказала она немного печально,– как дела?
– Ты и в самом деле нас так ненавидишь?
Она улыбнулась:
– Не вас, нас. Всех нас.
– Почему?
– Знаешь,– сказала Нина слабым, бесстрастным голосом, огромным усилием воли вернувшись к реальности,– просто все кажется чертовски безнадежным. Все на свете... как Макс говорит. Кругом сплошная мертвечина.
Каминский весь застыл, делая вид, что не слышит, притворившись, что он вообще не слушает, но каждое ее слово отзывалось в нем глубокой болью.
– Понимаешь,– продолжала Нина,– была война, а теперь вот вам, пожалуйста! И вот Джеки тоже. Зачем мы все живем? Что с нами будет? Чего мы хотим? Никакой романтики в жизни, запрещают иметь хоть какие-то иллюзии, понимаешь? Даже себя больше не можешь обманывать. А то,– она улыбнулась, и остатки враждебности ее совсем улетучились,– нас всех отправят в лагерь.
В ответ заговорил Каминский:
– Вы забываете про Джонса... Это ураган, который сметет всех нас. Это худшее, что может быть в нашем мире... Мы выпустили зверя из клетки.
Тайла посасывала свой коктейль и молчала.
– Ну и что? – спросила Нина.– Не в ваших силах остановить события... Вы же понимаете, что все кончено. В мир пришел Джонс, вам рано или поздно придется признать это. За ним будущее; ведь все переплелось, все завязано в один узел, одно связано с другим. Нельзя отделить одно от другого... Ваш мир, таков как он есть, обречен.
