– Ну и что? – спросила Нина.– Не в ваших силах остановить события... Вы же понимаете, что все кончено. В мир пришел Джонс, вам рано или поздно придется признать это. За ним будущее; ведь все переплелось, все завязано в один узел, одно связано с другим. Нельзя отделить одно от другого... Ваш мир, таков как он есть, обречен.
– Джонс всех нас убьет,– сказал Каминский.
– Но, по крайней мере, в этом будет какой-то смысл. Может, хоть в этом наше назначение, смысл нашей жизни.– Голос Нины становился все глуше, отдаляясь от них.– Хоть что-то мы этим исполним... хоть чего-то достигнем...
– Бессмысленный идеализм,– горестно сказал Кассик.
Нина ничего не ответила. Она вся погрузилась в глубины своего внутреннего мира; лицо ее было пустым, с него словно была стерта личность.
На сцене, устроенной в задней части помещения, поднялась какая-то суета. Начиналось ночное представление, и зрелище, видимо, обещало быть интересным. Посетители стали поворачиваться в ту сторону; люди, толпившиеся возле сцены, отчаянно вытягивали шеи. Кассик равнодушно наблюдал за происходящим – ему было на все наплевать; рука его все еще лежала на руке жены.
Представление начали двое: мужчина и женщина. Улыбаясь публике, они стали медленно раздеваться. Зрелище вдруг напомнило ему тот самый день, когда он впервые встретился с Джонсом, самое начало весны, когда он топал по весенней слякоти на ярмарку. Именно тогда, тем ярким апрельским днем, он в первый раз в жизни наблюдал такое большое сборище отборнейших уродов и мутантов, в огромном количестве появившихся в результате войны. Воспоминание пробудило в нем ностальгию по собственной юности, исполненной стольких надежд, смешанных с неясными еще амбициями и собственным идеализмом.
Двое на сцене, с четким профессионализмом обозначая каждое движение своих гибких тел, начали заниматься любовью. Это было похоже на некий ритуал: видно, они часто повторяли его, двигаясь, словно в танце, бесстрастно и холодно. Затем ритм стал нарастать, и пол мужчины стал постепенно меняться. Через какое-то время на сцене уже двигались в едином ритме две женщины. И к завершению номера фигура, которая сначала была женщиной, преобразилась в мужчину. И танец закончился тем, с чего начался: мужчина и женщина неторопливо занимались любовью.
– Ловко,– сказал Каминский, когда мужчина и женщина оделись, раскланялись с публикой и покинули сцену. Одеждой тоже они поменялись, и это произвело потрясающий эффект. Гром аплодисментов потряс помещение.– Да это было настоящее искусство. Помню, как я впервые видел выступление мутантов. Похоже, это еще один...– он иронически пощелкал пальцами, подыскивая слово,– еще один пример релятивизма в действии.
Все четверо помолчали. Наконец Тайла сказала:
– Интересно, как далеко все это зайдет.
– Дальше некуда,– ответил Кассик.– Нам осталось только одно – сдерживать.
– Неужели и впрямь все зашло так далеко? – растерянно спросил Каминский.
– Да нет,– просто сказал Кассик.– Мы, конечно, были правы. Мы и сейчас правы. Говорить так здесь – парадокс, бессмыслица, преступление. Но мы правы. Пускай тайно, скрытно, но мы должны верить в это.
Его пальцы судорожно сжали холодную руку жены.
– Надо изо всех сил пытаться удержать этот мир от полного развала.
– Может, уже поздно,– сказал Каминский.
– Да,– вдруг согласилась Нина,– уже поздно.– Она вырвала свою руку из пальцев Кассика. Челюсть ее нервно подрагивала. Она вся сгорбилась, зубы ее стучали, зрачки расширились.– Прошу тебя, милый...
Кассик встал, за ним встала и Тайла.
– Я помогу ей,– сказала она, пробираясь вокруг столика к Нине.– Где тут женский туалет?
– Спасибо,– сказал Каминский, беря сигарету, протянутую Кассиком.
Женщины все не возвращались. Прикуривая, Каминский заметил:
– Ты, надеюсь, знаешь, что Джонс написал книгу.
– Сильно отличается от того, что печатают «Объединенные патриоты»?
Каминский поднял с пола и положил на стол свой коричневый пакет и стал осторожно его распаковывать.
– Это краткое изложение. Называется «Нравственная борьба». Тут изложена вся его программа: чего он на деле хочет, что он защищает. Все идеи и мифы Движения.– Он водрузил толстый том на середину стола и стал перелистывать страницы.
– Ты сам хоть читал? – спросил Кассик, разглядывая книгу.
– Не все. Она не закончена. Джонс продолжает ее устно. Вся книга – записанные за ним речи... Она растет не по дням, а по часам.
– А что ты имел в виду,– спросил Кассик,– когда сказал, что они совсем рядом? Это ты о ком?
Странное уклончиво-отсутствующее выражение появилось на лице его старшего товарища. Подвинув к себе книгу, он снова принялся ее заворачивать.
– Я не помню, когда говорил об этом.
– Когда мы входили сюда.
Каминский все еще возился со своим пакетом. Наконец он положил опять его на пол, прислонив к ножке стола.
– На днях ты можешь понадобиться. Но пока еще рано.
– Можно узнать подробности?
– Нет, не сейчас. Надо подождать, это очень важно. Скорей всего, это будет здесь, в этом районе. Скорей всего, понадобятся люди.
– Джонс догадывается?
Каминского передернуло.
– Боже упаси. Но очень может быть. Ведь он знает все. Ну и что, он все равно ничего не сможет сделать... у него нет законной власти.
– Тогда все зависит от Федправа.
– О да,– уныло сказал Каминский.– Там все еще пытаются дергаться. Все что-то придумывают, какие-то жалкие фокусы... пока совсем не развалится.
– Не похоже, что ты веришь в победу.
– Не похоже? Да кто, по-твоему, против нас стоит?.. Какой-то там пророк... с ним просто нужно суметь договориться. И раньше бывали пророки, почитай Новый Завет – сплошные пророки.
– Что ты хочешь сказать? Ну есть там Иоанн Креститель, ты про него?
– Я говорю про Того, о Котором Иоанн проповедовал.
– Ты бредишь.
– Нет, лишь повторяю чужие слова. Я же слышу, о чем кругом болтают. Второе пришествие... В конце концов, все ждали, что он когда-нибудь снова явится. И вот как раз теперь мир нуждается в нем, как никогда.
– Но тогда шлынды – это...– Лицо Кассика исказилось.– Как это называется?
– Силы Ада.– Окутанный облаками сигаретного дыма, Каминский продолжал: – Воинство Сатаны. Силы Зла.
– Но тогда мы отброшены назад не на сотню – на тысячу лет.
– Может, еще не так все плохо. Шлынды не люди, это безмозглые кляксы. Представим самое худшее: представим, что Джонсу удалось развязать войну. Мы покончим со шлындами здесь, потом одну за другой очистим от них другие планеты. Потом,– Каминский махнул рукой,– примемся за звезды. Построим боевые звездолеты. Начнем травить этих ублюдков, все поганое племя под корень. Да? Ну а дальше? Враг уничтожен, расы гигантских амеб больше нет. Так ли это плохо? Я лишь пытаюсь увидеть, какие тут существуют возможности. Мы выходим за пределы Солнечной системы! А что у нас теперь? Никто не подгоняет, ненависти ни к кому нет, воевать нам не с кем, вот и сидим тут гнием в своей дыре.
