- О ты, мудрая птица, посвященная Перуну-Громовержцу, яви нам волю богов, - нараспев произнес министр вероисповедания. - То, что мило кумирам, мило и народу!
С этими словами он довольно бесцеремонно подбросил петуха вверх. Захлопав подрезанными крыльями и недовольно кукарекнув, тот опустился прямо перед пшеничным узором, слегка тронул ближайшее зерно клювом, брезгливо мотнул гребнем и сразу утратил интерес к пище. Старый волхв, кряхтя, присел, и попытался подтолкнуть священную птицу в нужном направлении, но тут же получил весьма болезненный удар по пальцам. Перепуганные зеваки отшатнулись. Послышались голоса: "Плохая примета! Немилость великая! Да убоимся божьего гнева! Детей прячьте, детей! Разгадали кумиры бесовское отродье!"
- Да уж, хуже знамений не бывает. - Сила Гораздович встал и ногой отшвырнул петуха. - Перун все видит. Сознавайтесь, дети мои. Покривили душой? - Не дожидаясь ответа, он протянул к огню красные старческие руки. - С кем вы тягаться вздумали? Да самый плохонький идол в сто раз мудрее человека. Долго они терпели твои богохульства, Пряжкин, да вот и отомстили.
- Это решение окончательное? - спросил Пряжкин.
- Да. - Теперь Сила Гораздович говорил резко и отрывисто, словно не говорил, а сплевывал. - Не быть вам мужем и женой, не жить ей среди нас. И тебя кара неминуемая ожидает.
- За что?
- За ложь твою. За измену. За богохульство. За то, что бабу-шпионку родине предпочел.
- Она не шпионка!
- Сейчас разберемся. Пусть свидетель доложит.
Из-за спин караульных вышел Пашка, снял шапку, поклонился - сперва богам, потом министрам, солидно откашлялся и начал:
- Значит так. Рассказываю кратко. А то уже окоченели все. Здесь разговор их я слышал. Девахи этой, значит, и сподвижника Пряжкина. Не перебежчица она вовсе, это точно. Но с чем пришла, я доподлинно не понял. На всех, да и тебя. Сила Гораздович, она грязью отборной поливала. Вроде все вокруг нормальные, а мы ненормальные. Твоего батюшку недобрым словом вспомнила. К бегству сподвижника Пряжкина подбивала. Дескать, сразу за рубежом ее братец ждет. На вездеходе каком-то.
- А он что? - спросил Попов, продолжая греть руки у костра.
- Вроде не противился. Подождать только просил. Тут вот в чем загвоздка. Никто ее не ждет сейчас. Мы ее братца вместе с этим вездеходом намедни спалили. - Пашка хохотнул. - Вот такие, значит, пироги.
- Ну а как бы ты сам поступил с этими двоими? С предателем и шпионкой?
- Мое дело маленькое. На то закон есть.
- Подождите, - сказал Пряжкин, чувствуя, что тело Наташи в его руках слабеет и вот-вот готово рухнуть. - Дайте же и мне сказать! Вся ее вина в том, что она хотела посмотреть на нашу жизнь. Но не как шпионка! Просто, как посторонний человек. Не понравилось ей здесь, да. Уйти хотела. Меня уговаривала. Но согласия я не давал. А выдать ее не мог, потому что любил. И сейчас люблю. За любовь меня и накажите. А с другой стороны, замордуете вы меня, кому от этого станет лучше. Кто лучше меня знает военную технику? Если в конце концов дело до крайности дойдет, кто ракету запустит? Да и враг, узнав, что с министром обороны покончено, этим же летом вас раздавит. За все тогда ответите: и за нее, и за меня, и за чучмеков замученных, и за многое другое.
- Вот как ты заговорил! - Попов резко развернулся и вцепился в отвороты своего собственного тулупа. - Вот где ты свое истинное нутро показал! Пригрели змееныша! Пока нас к ответу призовут, сначала ты за все расплатишься!
- Да ничего вы мне не сделаете! Разве что в подпол посадите! Нужен я вам еще!
- Нет, уже не нужен! Есть у тебя наследник! Давно есть. А ты, лопух, об этом и не догадывался.
- Интересно-о-о! Кто бы это мог быть?
- А вот он и есть. - Попов указал пальцем на Пашку. - Твой бывший комендант.
- Он? - потрясенный Пряжкин не знал, что и делать: зарыдать или расхохотаться. - Ну он вам накомандует! Да он же как пень тупой! Только красть да подслушивать умеет.
- Не обижай, начальник, - спокойно сказал Пашка, глядя куда-то в пространство. - Все я умею. Не хуже тебя.
- Все? - вспыхнул Пряжкин. - Ну ответь, что такое эффект Допплера?
- Изменение частоты колебания волн, воспринимаемых наблюдателем, вследствие движения источника волн и наблюдателя относительно друг друга. Используется в радиолокации, в конструкциях радиовзрывателей, в головках наведения ракет, в устройствах селекции движущихся целей... Прав я? Что молчишь, начальник? Дальше хочешь спрашивать? Не стоит. Я возле тебя десять лет провел. Все перенял старательно. И тетрадки секретные нашел, которые твой батюшка оставил. В них тоже много чего интересного имеется.
Этот удар окончательно сразил Пряжкина. В единый миг из всеми уважаемого сподвижника он обратился в ничто, - в бесправного чучмека, в последнего изгоя, в неодушевленный предмет, в золу и пыль. Такие существа, как он, не имели права на пищу и одежду, не имели права на жизнь. Взвыв, он бросился на Пашку, но через пару шагов упал, запутавшись в портянках. На него навалились караульные, а Погремушка ударил поленом по затылку. Пряжкин, напрягая все силы, грыз снег, но не мог сбросить с себя врагов. Пашка, приговаривая себе под нос: "Это ты зря, начальник, зря", - смиренно расхаживал вблизи. Наконец силы оставили Пряжкина, и он замер, уткнувшись лицом в снег. Приторный запах керосина, исходивший от пшеницы, чуть не заставил его сблевать.
"А петух не дурак, - подумал он. - Не стал эту мерзость клевать. Обманули, гады! Специально все подстроили. Погиб я. Ах, как Наташу жалко..." Пряжкина рывком подняли и, заломив руки, прижали к какому-то идолу. Погремушка с поленом вновь рванулся к нему, но его оттащили в сторону. Одна Наташа, словно окаменев, стояла в стороне, не принимая участия в этом жутком шабаше.
- Ты ступай себе, - сказал ей Сила Гораздович, тяжело дыша, видно, тоже помогал ломать Пряжкина. - Домой ступай. Не нужна ты нам. Если бог ваш или бес какой за тебя заступится, то и дойдешь до рубежа. Только вещички наши верни, валенки и тулуп. На них ведь штампы соответствующие имеются. Имущество министерства обороны. Чужое брать нехорошо, это ведь ты знаешь. А тельняшечку оставляй, так и быть. Она третьего срока носки.
- Сила Гораздович! - завопил Погремушка. - Отец родной! Не отпускай девку! Отдай мне! Великими богами молю! Я ее потом сам прикончу!
- Молчи, падаль! - затопал ногами Попов. - Собаками затравлю! А ты иди, голубушка, иди. Поздно уже...
Аккуратно приняв тулуп на сгиб руки, он подобрал валенки, сложил их подошвами, проверяя парность, и удовлетворенно хмыкнул. Наташа, ступая плавно и бесшумно, словно привидение, прошла сквозь толпу, некоторые отшатнулись от нее, как от чумной, некоторые не преминули толкнуть или ущипнуть, остановилась перед Пряжкиным, на краткий миг коснулась ледяными губами его разбитого лица и тут же исчезла в сумерках угасающего дня, в поземке начинающейся метели. Так она и запомнилась ему навсегда: светлая и тихая, почти прозрачная, уже отрешенная от мирской суеты, с неподвижными, подернутыми дымкой смерти глазами.
