Шуга начал рисовать новые руны на замазанных поверхностях, словно позабыл о рунах внизу. Там где верхние и нижние символы вступали в противоречие, боги тоже должны были оказаться вовлеченными в беспорядочную схватку. Везде, где только можно, Шуга включал в руны имя Элкина — бога грома.
В щель между двумя панелями и с шишками и выпуклостями Шуга вставил узкое острие тесака и призвал Пулниссиня — бога дуэлей. Призывая Хитча — бога птиц, он разбил в три отверстия яйца, которые тут же сердито зашипели, растекаясь по сторонам — так Шуга использовал яйцеобразную форму яйца против него же. Он продолжал говорить нараспев, призывая Макс-Вотца и Влока — бога насилия, а в одном случае он даже произнес руну, оскорбляющую Тис-турзика — бога любви, потому что любовь, обернувшаяся ненавистью, сможет оказаться самой могущественной силой.
Шуга опять сверился со списком и достал сосуд с дремлющими жалящими насекомыми, с разной плесенью и пиявками. Сначала он извлек насекомых с жалами и насекомых с когтями и принялся разбрасывать по сторонам. Хотя твари были вялые, некоторые попытались напасть на нас, поэтому мы постарались закинуть их туда, где они не будут представлять немедленной опасности. К тому же мы не поленились натянуть самые толстые сапоги и перчатки, которые не могли прокусить эти клыкастые бестии.
Шуга большими комьями грязи залепил отверстия возле панели с шишками и выпуклостями, призывая одновременно Синил — повелителя грязи. Воздух из-за жары и воды сделался почти что непригодным для дыхания, но панели были еще горячее. В некоторых местах серая грязь Шуги потрескалась и почернела. Поверхность под ней светилась красным и дышала таким жаром и вонью, что никто из нас не решался туда приблизиться. Внутри яйца что-то шипело и дымилось.
И все это время Шуга не переставал взывать к Элкину — богу грома, богу страха.
— Элкин! О, Элкин! Сойди вниз, о великий и малый, бог грома и молнии и громких звуков! Сойди со своей горы, о, Элкин, сойди со своей горы и порази этого святотатца, который осмелился осквернить священное имя твоей магии.
Шуга забрался на кушетку демона и, раскинув руки, протянул их вверх, к небу. Торжество рисовалось на его лице, когда он произносил последнее кантало проклятия.
Гнездо было запутано паутиной боли и разрисовано рунами отчаяния.
Затопленная раскаленная кабина кишела огненными шарами, колючими крабами, морскими чудищами и пиявками. Где-то что-то горело: густой дым выбивался из-под стенок. Я задыхался от негодного воздуха, слезы слепили глаза.
Это была мастерская работа.
Вслед за Шугой я вывалился из гнезда. Сухая трава затрещала под ногами, когда я спрыгнул на землю. Мы наверно полжизни потеряли в этом созданном Шугой аду.
Я удивился, обнаружив, что еще день. Двойной солнечный свет разливался над миром с ободряющей привычностью. Деревья, растения и трава показались мне черными, я подумал, не слишком ли долго мои глаза привыкали к свету гнезда Пурпурного.
Я наслаждался холодным чистым воздухом. Голова кружилась. Но несмотря на это именно мне пришлось помогать Шуге идти. Я только наблюдал за проклятиями, Шуга же осуществлял их, и это отняло все его силы. Неверными шагами мы спускались по склону. Наши тени с красно-голубыми краями раскачивались перед нами. Как кончилось проклятие, так кончилось и соединение. Светила опять разошлись.
Казалось чудом, что Пурпурный не помешал нам, но еще только близился полдень. Мы умудрились уложиться в кратчайшее время.
Мы притаились среди кустов. Чистый воздух действовал как крепкое вино, и я чувствовал, что пьянею от него. Мы разлеглись под раскидистыми черными листьями и дышали полной грудью.
Немного погодя я перевернулся на бон, посмотрел на Шугу и спросил:
— Когда это начнется?
Он не ответил, и я решил было, что Шуга уснул. Меня бы это не удивило. Он осунулся, напряжение последних дней измотало его. Глаза, когда он их раскрыл, были красными и обведены кругами. Шуга медленно вздохнул:
— Не знаю, Лэнт, не знаю. Возможно я забыл что-нибудь…
Я сел и с беспокойством посмотрел на черное гнездо. Оно оставалось все там же, во впадине между двумя холмами. Дверь приглашающе раскрыта. Дверь!..
— Шуга, — закричал я. — Дверь! Мы оставили ее открытой.
Он резко поднялся, в ужасе уставившись на поляну.
— Мы можем ее закрыть? — спросил я.
— Для этого требуется другое заклинание, — ответил Шуга. — А у нас его нет.
— А ты можешь?
— Что «могу»? — поинтересовался он. — Составить заклинание, закрывающее дверь? Нет, для этого гнезда не могу. Я сперва должен выяснить, что приводит в действие заклинание, открывающее дверь.
— Но я сам видел, как ты открыл дверь…
— Лэнт, ты глупец, — вяло возразил он. — Я знаю как использовать заклинание, но я не знаю почему оно так действует. Ты же видел, сколько у меня было возни со световым устройством. Нет, Лэнт, если бы ты еще что-нибудь знал о том, как дверь действует… но я-то знал, что ничего такого ты не знаешь, потому что всматриваясь в твою память, она до сих пор открыта…
— Но, проклятие…
Он жестом остановил меня.
— Я не знаю. Придется ждать. Ему еще что-то требуется, чтобы перейти к действию… может закрытая зверь… А без того…
Он не договорил и пожал плечами.
Солнца ползли на запад. Голубое теперь явно опережало красное. Я спокойно смотрел на холм. Долго ли еще придется ждать, пока проклятие сработает. И в этом нам могли помочь только боги. Величайшие заклинания Шуги шли насмарку. И, если они не сработают, не останется больше богов, которые могли бы помочь нам. Все они будут настроены против нас.
Тени медленно удлинялись, прохладные сумерки уже растекались над миром, а мы с Шугой все стояли в беспомощности и смотрели. Черное гнездо, мрачное и угрожающее, ждало. Желтый свет освещал проем двери.
Мир ждал, мы ждали, гнездо ждало.
Проклятие ждало…
А затем неожиданно, хрустящий звук шагов по склону. Мы тут же нырнули в кусты. Немного погодя показался Пурпурный. Он поднимался на холм. Я еще подумал, удовлетворил ли он свое желание? С той стороны, откуда он шел, он не мог видеть открытую дверь. Пурпурный обогнул изгиб стены и остановился. Затем торопливо шагнул вперед, вглядываясь вовнутрь. Впервые мы увидели Пурпурного реагирующим на магию Шуги. Он закричал — точно охотящаяся летучая мышь. Перевод без сомнения, был бы более содержательным, но говорящее устройство молчало. Пурпурный бросился в дверь, задел за косяк, и тот сшиб с его носа стеклянное приспособление (интересно, как Шуга умудрился так подколдовать).
