Ной кивнул. Под этими словами он готов был подписаться. Психика этого парня явно требовала медицинского вмешательства.
— А почему вы его зовете Ушки?
— А как ты думаешь?
— Ну, наверное, он хорошо слышит.
— Он не просто хорошо слышит — у него слух такой же ненормальный, как и голова. Сидя здесь он может услышать, как копошатся мыши в коридоре, но при этом не разберет ни слова в нашем с тобой разговоре.
— Как это?
— Ну, не знаю, как объяснить. Он слышит то, что хорошо знает; то, что ожидает услышать — знакомые звуки. А если звуки новые, слышит так же, как и все. То есть — плохо.
— Ты хочешь сказать, что он слышит тараканов, потому что ожидает их услышать?
— Примерно так.
— Но ведь так можно услышать и то, чего нет. Вообще что угодно можно услышать. Внушить себе, что слышишь, а на самом деле это не так.
— Звучит убедительно, только вот проколов у Ушки еще не было.
Ной допил макку и отодвинул чашку в сторону.
— Спасибо.
— Не за что, милый!
Дома Ной изо всех сил старался показать, что с ним все в порядке. Разговор с Мамочкой, а потом с Колотуном немного успокоил его. «Ты держался хорошо, — говорил Колотун. — Штаны вот не обделал. И не бери в голову — всем страшно. В первый раз или в двадцать первый, это не важно». Ной хотел объяснить ему, что дело не в штанах и не в страхе, а в том, что они убивали. Пусть тараканов, это не имело значения, потому что они были людьми. В заповедях сказано — не убивай. Ноя мучило то, как легко они преступили святой запрет. Что удержит сделавшего первый шаг от следующего?
Пока Ной ужинал, мать сидела напротив и вязала. Аппетита у него не было, но он ел, стараясь скрыть черную зудящую пустоту внутри.
— Ной, — сказала она, прервав долгое молчание. — Я понимаю, тебе это неприятно, но сегодня я говорила с Адамом Декером. Он готов взять тебя в Лаборатории. Тебе предоставят хорошее содержание, и Адам всегда сможет помочь, подсказать. Они с твоим отцом дружили, ты знаешь?
— Знаю.
— Через полгода ты сможешь купить машину. Нам не придется больше экономить, мы сможем зажить по человечески. Ной, ты слушаешь?
— Да.
— Подумай над этим.
— Я подумаю, — сказал Ной, не поднимая головы. Ложка постукивала по тарелке, он молчал.
Не встретив яростного сопротивления, мать приободрилась.
— Вот и хорошо. Молодец! Ты можешь поговорить с ним завтра. Завтра Адам весь день дома.
— Мам, я не говорил, что согласен — я сказал, что подумаю.
Она поджала губы, но не сдавалась.
— Думай быстрее, Ной. Такой шанс нельзя упускать. Я не могу понять, что тебя останавливает? Чем плоха работа в Лабораториях?
— Просто я сам хочу решить. Понимаешь? Сам.
— Упрямый ты… А что упрямишься? Тебе такой человек предлагает помощь!
— И что? Я должен сразу же закричать «Да, господин Декер! Конечно, господин Декер!»?
— А хоть бы и так. Что в этом плохого?
— Мам, я не готов сейчас об этом говорить.
— Хорошо. Но ты помни, что ничего не вечно в этом мире. И расположение Адама Декера тоже.
Мать снова взялась за спицы и спросила, не поднимая головы.
— Как прошел твой день?
— Нормально.
Караско появился в Ангаре на следующее утро. Едва поздоровавшись с остальной командой, он заперся в кабинете с Ушки. По общему мнению, высказанному Мамочкой, начальник накручивал ему хвоста за вчерашнюю выходку. Возник спор, какая воспоследует кара. Спорили долго, проявив при этом искрометную фантазию, но, в итоге, сошлись на том, что никакая. Пользу Ушки для оперативного отдела трудно было переоценить, а что касается его закидонов, то у кого их нет? Времена надвигались тяжелые, а кто лучше Ушки знает врага?
Громче всех говорила Мамочка. Волнуясь и отчаянно картавя, она доказывала всем, что, не смотря на все достоинства Ушки, начальником его делать нельзя, даже на время. То, что он сотворил с Ноем, вообще не лезло ни в какие ворота, и Караско не имеет никакого права закрывать на это глаза. Черту под разговором подвел Колотун.
— Ушки — фанатик, он не различает людей и свои идеи. Беда в том, что работать ему приходится с именно людьми. Будем надеяться, что начальник обратит его внимание на эту тонкость.
Когда Караско вызвал Ноя к себе, Ушки в кабинете уже не было. Начальник усадил парня на стул и долго молчал, что-то обдумывая. Потом спросил:
— Ты как?
— Нормально, — ответил Ной и добавил: — Лучше, чем вчера.
— А как было вчера?
Ной медлил, мысленно перебирая слова: плохо, страшно, неправильно — ничего не подходило. Он не знал, как назвать то, что он испытал в туннелях. Наверное, в его голове просто не было нужного слова. Да и откуда ему взяться? Он ответил просто и честно:
— Не знаю.
Караско кивнул, будто именно такой ответ и ожидал.
— В пятницу мы выдвигаемся за пределы Города. Поедем довольно далеко — нужно разведать местность, да из аналитического кое-что подбросили. Может быть трудно. Посему даю тебе возможность выбора: ехать с нами или посидеть здесь с Мамочкой, привести себя в порядок. Ты не торопись и хорошенько подумай. На всякий случай скажу, что, если откажется, никто в тебя пальцем тыкать не станет. Тебе все понятно?
— Да.
— Хорошо. Тогда иди и размышляй, завтра скажешь о своем решении. И пришли мне остальную банду.
Мамочка вышла от Караско первая. Она нашла Ноя сидящим возле вездехода, смурного и погруженного в себя. Он не заметил ее появления и вздрогнул, когда она заговорила:
— Ной. Ау.
Он поднял голову.
— Ты не откажешь в помощи бедной девушке? Понимаешь, машина сегодня занята, а ребят начальник не отпустит. Сказал, может Ной поможет.
— Конечно. А что нужно делать?
— Вещички перенести. Там, наверное, не очень много, но одной мне не сладить.
— Я с удовольствием помогу.
— Вот и отлично. Рада доставить тебе это удовольствие!
В длинном пальто и шапочке Мамочка выглядела очень трогательно. Она казалась совсем еще девочкой, хрупкой и уязвимой. Ною вдруг захотелось взять ее за руку, обнять, укрыть от неприветливой стужи — стать ее ангелом-хранителем.
С неба медленно спускались редкие крупные снежинки. Было холодно.
Мамочка засунула ладони подмышки.
— Замерзла? — спросил Ной.
— Нет. Ни чуточки.
— Возьми мои перчатки, а я засуну руки в карманы. У меня очень теплые карманы.
— Спасибо!
Она надела его перчатки поверх своих, подняла руки с растопыренными пальцами.
— У-у-у, лапищи!
Ной улыбнулся.
Они миновали пожилую пару, медленно ползущую по скользкому тротуару. Старик сжимал в руке острую палку и при каждом шаге изо всех сил втыкал ее в лед. Старуха держалась ему за плечо. Ной подумал о своих ледунцах, и ему вдруг стало неудобно.
