Йерек склонил голову и повернулся к впечатляющему храму Ульрика, сердцу славного города. Его терзали сомнения. Может ли существо, которым он стал, войти в святое место? Осталось ли в Белом Волке достаточно того, иного себя, чтобы его впустили внутрь? Йерек попытался успокоиться.
Это было его последнее прощание с личностью, которой он был. Правду говорят, прошедшего не воротишь. Следовало ожидать, что город изменится. Как и граф Гюнтер, Йерек принадлежал прошлому. Немногие, если вообще кто-нибудь, вспомнили бы его сейчас. Одно дело, когда мальчишка возвращается на родину мужчиной и обнаруживает, что улицы стали короче и уже, и совсем другое — когда возвращается мертвец, находя город запущенным и вымирающим. Все здесь, даже камни в стенах, казавшиеся такими надежными и неизменными, выглядели так, словно знали, что их время уходит.
— Я человек, — сказал он себе, — любимый Ульриком. Вот кто я, а не зверь, которым сделал меня фон Карштайн.
Он верил в это, и вера его была столь искренней, что Йерек шагнул в двери и застыл под высоким куполом, вновь ошеломленный искусством зодчего, словно отвергшего силу притяжения. Он не был обращен во прах за свое безрассудство. В центре храма ярко горело священное пламя. Вот почему он вернулся домой — в последний раз проверить себя.
Незнакомая дурнота вгрызлась в желудок вампира, когда он опустился на колени перед бессмертным огнем. В голове непрерывно крутилась мысль о том, что было с ним после того, как Конрад отдал приказ о размножении гамайя.
Божественное пророчество гласило, что, пока горит огонь, город вынесет все. Пламя пылало, город пережил чуму и нашествие орды графа-вампира, так что, возможно, легенда права. Если уж на то пошло, вероятно, множество старых историй не просто сказки. Особенно одна, пришедшая на ум Йереку: священный огонь не причинит вреда истинному последователю Ульрика.
Перефразируя слова Магнуса Благочестивого, Йерек прошептал:
— Если я грешен, пламя наверняка поглотит меня, — и сунул руку в огонь.
Он смотрел на рыжие языки и на свою плоть, чувствуя мучительный жар, припекающий руку, но пламя не сжигало его. Йерек медленно отвел ладонь, на которой даже не вздулись волдыри.
— Значит, возможно, я и не проклят, — сказал он, внимательно изучая нетронутую огнем кожу.
Несмотря на тошноту, Йерек покинул храм с уверенностью, что волчий бог благословил его.
На ночном ветерке покачивалась вывеска с намалеванной на ней виселицей. «Последняя капля» была не из тех заведений, в которые Йерек Крюгер часто захаживал при жизни. А в смерти — таверна была просто создана для Йерека фон Карштайна. Ее любили и солдаты, и воры за многочисленные и разнообразные греховные увеселения. Йерек толкнул дверь и шагнул в пивнушку, тут же утонув в густых клубах дыма и тяжелом запахе прокисшего эля.
Никто не поднял взгляда, никто не прицепился к нему. В «Последней капле» все клиенты держались сами по себе. Праздное любопытство здесь не давало прибыли, но могло привести к огромным убыткам.
Рот Мелингер сидел в одиночестве у очага, обхватив корявыми пальцами пивную кружку. Пять лет службы оставили на солдате неизгладимый след. После всего, что он повидал, неудивительно, что он искал утешение в стакане. Йерек присел за стол возле человека, бывшего некогда его правой рукой — тенью великого магистра.
Мелингер всегда был нелюдим, угрюм и скуп на слова.
Вина за поражение глубоко отпечаталась на лице человека. Черные сальные волосы падали на глаза. Рыцари Белого Волка обманули его надежды — или он обманул их. Не важно. Он был один, а, как Йерек вколачивал в них снова и снова, по одному солдаты слабы — и лишь все вместе, плечом к плечу, они исполины.
Тяжело было видеть этого человека таким.
— Привет, старина.
Мелингер оторвал взгляд от выпивки. Кажется, явление мертвеца не слишком удивило его.
— Преследуешь меня, Волк? — Он поднял кружку, словно произнося тост. — За мертвых, не оставшихся мертвыми, а?
Он был пьян. Йерек жалел его, а ведь жалость — такое непривычное для него чувство. Эта превратность лишь подкрепляла послание священного огня — его человечность еще не исчерпана. Есть в нем что-то хорошее — по крайней мере, стольку чтобы пожалеть друга.
— Так быть не должно, — сказал Йерек.
— Нет? Ты хочешь сказать, я не должен жить так день за днем, напиваясь до беспамятства, по-прежнему не в силах сбежать от своих проклятых демонов? Думаешь, я пришел сюда веселиться? — Мелингер резко взмахнул рукой, словно охватывая всю пивную. — Думаешь, эти типы — мои друзья? Вот уж нет. Я прихожу сюда напиваться вусмерть, может, так получится сбежать от мертвецов, а? Может, так… — Ирония собственных слов ускользнула от пьяного Мелингера.
— Идем со мной, Рот. Стань опять моей тенью.
— Нет, добрая выпивка свое дело делает. Поохоться на кого-нибудь другого, оставь меня в покое.
— Идем со мной, — повторил Йерек, вставая.
— Ты можешь все повернуть вспять? Заставить все исчезнуть? Убрать из моей головы то, что я пережил, и заставить меня забыть?
— Могу, — пообещал Йерек.
— Какого черта, — пробормотал Мелингер, отъезжая от камина вместе со стулом. Он поднялся, пошатнулся и чуть не упал, но Йерек вовремя поддержал товарища. — Тогда пошли. Посмотрите на меня — отправляюсь на прогулку с призраками и оставляю на столе полкружки эля. Должно быть, я спятил.
Они покинули таверну вместе, причем Мелингер тяжело опирался о плечо Йерека. Белый Волк вывел старого солдата на улицу, и под тихий скрип вывески они зашагали по узкой аллее. Когда пивная осталась позади, Йерек толкнул солдата к стене, рывком запрокинул ему голову, обнажая пульсирующую на горле вену, и впился в нее зубами, жадно глотая кровь последнего живого друга, наполняя утробу, пока до смерти Мелингера не остались секунды, — только тогда он оторвался от еды, и боевой товарищ обмяк на его руках.
— Присоединись ко мне, Рот. Пей из меня.
Они обменялись кровавым поцелуем.
Йерек и раньше кусал людей, но сейчас все было иначе, да, пьяняще и возбуждающе, но когда его порченая кровь смешалась с кровью Мелингера, Йерек почувствовал на языке трепет последнего дыхания человеческой жизни. Привкус исчез, но желудок Йерека скрутило — это протестовали оставшиеся в его душе крохи человеческого. Йерек согнулся, выхаркивая кровь Мелингера, но было уже поздно. Поцелуй состоялся.
В этот миг Йерек фон Карштайн ненавидел человека, бывшего Крюгером, а Йерек Крюгер питал отвращение к зверю фон Карштайну.
— Почему? — выдохнул Мелингер. Струйка вампирской крови бежала из его рта. — Почему ты сделал это со мной?
