С того момента, как они покинули Змеиный замок, спутники двигались с ошеломительной скоростью. Все впечатления Каэ от проделанного пути ограничивались тремя полосками: голубой - неба, зеленой - деревьев, растущих вдоль дороги, и коричневой - собственно дороги, в основном состоящей из утрамбованной земли и - изредка - вымощенной плитами. Вот так в течение нескольких дней они перемещались вдоль этих трех полосок на север, к границе Сарагана и Мерроэ, где посреди болот был устроен тайник, в котором оставались еще четыре талисмана Джаганнатхи, подлежащие немедленному уничтожению.
Ночь была на исходе, когда кони стали проявлять признаки усталости. Во всяком случае, ни Ворон, ни кроткая лошадка Барнабы, ни скакуны фенешангов не могли больше выдержать этот бешеный аллюр.
- Нужно хотя бы перейти на шаг, - сказал Арескои. - Иначе мы потеряем коней.
- Попробуем; ну, только тумана нам и не хватало...
- Болота близко, вот туман и стелется, - тихо сказал Римуски.
- Фолота, фолота, - раздался недовольный голос перстня. - Не фе фолота. Куфа фаефали?!
- Куда надо, туда и заехали, - огрызнулся Барнаба и вдруг сообразил, о чем идет речь: - Стой! То есть как это - не те болота?!
- Неправильные, - ответила Каэ вместо Ниппи. - Я и сама чувствую. Ехали мы по верной дороге, а сейчас попали куда-то, куда не соображу. Только это уже не Арнемвенд.
- И не Ада Хорэ, и не Царство Мертвых, - подтвердил га-Мавет.
- И не Мост, и не Серый мир, - продолжила Интагейя Сангасойя. - И вовсе не тот мир, в котором я пребывала в изгнании, - где же мы?
Все как один повернулись к Барнабе. Но разноцветный толстяк выглядел напуганным и поникшим.
- Я не помню, я не знаю, я вообще не уверен, что когда-либо видел эти места.
- Хоть бы туман рассеялся, - сказала Каэтана.
- Я попробую!
Что сделал Змеебог, чтобы изменить погоду в неподвластном ему мире, не знал никто, а выяснять было некогда да и незачем. Довольно и того, что пространство быстро расчистилось, открыв изумленному взгляду путешественников невероятный пейзаж.
На зеленом небосводе сияли три ярко-зеленых солнца, мелкие растения покрывали абсолютно всю землю сиреневыми и синими пятнами. Отряд стоял на берегу какого-то водоема, но воды в нем не было. Вместо нее во впадине мягко плескалась какая-то густая, маслянистая жидкость кроваво-красного цвета, и над ней поднимался густой розовый пар. Из водоема тоскливо торчала местная осока прямые, острые, твердые на вид стебли, которые и не думали сгибаться под порывами ветра. Сколько хватало взгляда, перед ними простиралась бесконечная равнина.
- Этого не может быть, - прошептал Мешеде.
- Чего? - Каэ обернулась к нему всем телом, ожидая пояснений.
- Дело в том, что в наших легендах упоминалось это место... Ан Дархан Тойон женился на смертной из Игуэя, но смертная была не простых кровей - ее семья пришла из другого мира. Вот почему ни один мужчина Арнемвенда не захотел ее. От их союза и родился наш народ. - Фенешанг закрыл глаза и крепко стиснул зубы. Ему было не то страшно, не то слишком хорошо.
- Это место, откуда пришли ваши предки? - просто спросила Каэтана.
Никто не ответил, но ей и не нужно было слышать ответ.
- Я говорил, что мир любит тебя, - сказал Барнаба. - Если Мелькарт и приложил все усилия к тому, чтобы не дать тебе возможности добраться до талисманов первой и наверняка обеспечить преимущество своему слуге, то во всяком случае ему не удалось погубить нас. Мы в дружелюбном пространстве. И как-нибудь отсюда выберемся.
- Я не властен над этим миром, - сказал Джоу Лахатал. - Все, на что я здесь способен, больше похоже на фокусы, которые показывают в ярмарочных балаганах.
- Ну и фокусы не все умеют показывать, - успокоила его Каэтана. - Это тоже много, если разобраться.
- Застрянем мы тут надолго. Что говорят знатоки этого мира? - Рыжий бог полулежал на локте, перебирая пальцами траву.
- Ничего не говорят. Осматриваются и благоговеют.
- Так поторопите их. Пусть благоговеют побыстрее, а затем переправляют нас назад.
- Это невозможно, Змеебог, - произнес за спиной у Лахатала встревоженный Тотоя. - Этот мир отличается от прочих тем, что имеет собственный разум и свою волю. Когда-то он породил фенешангов; затем открыл им выход в другое пространство; а затем не принял их, когда они хотели вернуться. Он рождает живые существа, а затем расселяет их в соседних мирах... Он многое может, но никто не смеет указывать ему, как поступить.
Мешеде стоял на коленях перед кроваво-красным водоемом. Жидкость в нем пришла в движение, и теперь какое-то подобие волн пробегало по плотной и гладкой поверхности в разные стороны. Фенешанг, казалось, внимательно вчитывался в одному ему понятное послание.
- Он может и не отпустить нас, - внезапно забеспокоился Барнаба. - Мне придется вернуться в прежнее состояние, а остальные так и останутся бессмертным украшением этого пространства.
- Что ты несешь? - разъярился га-Мавет. - С какой стати ты паникуешь? Сейчас Мешеде договорится со своим праотцем, и мы отсюда спокойно отбудем. Зачем мы тут нужны?
- Здесь нет времени, нет жизни и нет смерти в строгом смысле слова, печально вздохнул Барнаба. - Лично мне здесь страшно, хотя ничего, кроме даровой вечности, нам не грозит.
- А каково времени почувствовать себя погруженным в чужую вечность? поинтересовался Арескои.
- Не спрашивай, - поморщился толстяк. Сунул было руку за пазуху в поисках медового коржика или спелой золотой хурмы, но не нашел. По каким-то своим личным соображениям этот странный мир счел нужным изъять у него сии предметы.
- А это уже произвол, - потускнел Барнаба.
Каэ заметила, что у него, в последнее время обретшего устоявшуюся внешность, снова стали расползаться к ушам глаза и колебаться на разной высоте брови. Толстяк развоплощался с катастрофической скоростью. Он поймал ее недоумевающий взгляд и виновато пояснил:
- Вочеловечение имеет свои недостатки, я осознаю себя и свои поступки, обладаю памятью и волей, зато я завишу от очень многих вещей. Будучи развоплощенным, я неуязвим и могуществен. Если я захочу избавиться от дружеских объятий этого болотца, которое себя как-нибудь очевидно именует, мне придется потерять теперешний вид...
- Этот мир называет себя Тайара, - торжественно объявил Римуски. - Он решил наградить Интагейя Сангасойю за все, что ей довелось пережить, и за все, что она сделала в сопредельных пространствах. Ему также по душе трое ее бессмертных спутников. И нам, своим блудным детям, он тоже выказал благоволение. Мир Тайара принимает нас и обязуется вечно сохранять в наилучшем состоянии, поддерживая нашу жизнь и молодость.
Лицо фенешанга выражало нездешнее счастье.
