Но когда равновесие так неустойчиво, неумелая попытка помощи может нарушить его необратимо! Поэтому Инга очень осторожно приблизилась к Евгению, стараясь почувствовать малейшие изменения в его состоянии, буквально сливаясь с ним в одно целое…
Здоровое сердце ощутило угасающее… и в тот же миг Инга почувствовала удар боли и слабости, но справилась с ним — и тогда ее силы словно перешли к Евгению. Она поняла, что помощь удается, и уже без опасений подошла совсем близко: теперь она могла просто сжать чужое сердце в ауре руки и запустить его снова…
Она еще заметила, как метнулся в коридор Валерий… но что там произошло, уже не поняла. Не видела она, и как охранников затаскивали в лабораторию, усыпляли иглами, обыскивали — все внешнее не имело значения рядом с напряженнейшим процессом внутри синхронизированных организмов…
…Когда опасность отступила, Инга расслабилась, оглянулась… и столкнулась с отчаянной надеждой в широко распахнутых глазах Валерия такую надежду нельзя обмануть! Но Инга и не обманывала: теперь оставалось только привести Евгения в чувство — смерть ему больше не угрожала.
— Все нормально, — чуть улыбнувшись, сказала Инга. — Все хорошо…
Она поискала взглядом Дэна, нашла… И с пронзительной ясностью вспомнила, как почти таким же способом остановила чужое сердце. Преступление, о котором не знал никто, кроме Дэна…
До сих пор Инга думала, что имела право на это убийство! Но тогда она не видела лица человека, умиравшего по ее вине, ведь она действовала на расстоянии…
— Спасибо вам, Инга, — тихо, с приглушенными слезами произнес Валерий.
Эта благодарность прозвучала для Инги полным и безоглядным прощением — не перед людьми, и даже не перед Дэном, а перед самой собой…
Прошло уже пятнадцать минут вместо обещанных десяти, но электричество и не думало включаться. В эфире было спокойно — только немногочисленные реплики охранников на периметрах. Майзлис молчал, не напоминая более о своих приказаниях и вообще явно предоставляя своему шефу всю полноту власти (и ответственности!). Гуминский подумал, не вызвать ли ему еще раз девятнадцатого или десятого, но решил, что сейчас делать этого не стоит если те заняты охотой на «вертолетчиков», радио может отвлечь их в самый неподходящий момент! Нет, лучше подождать их доклада…
Но сидеть без дела, не имея представления о происходящем, было невыносимо. Гуминский снова включил рацию.
— Первый второму, — нетерпеливо заговорил он. — Почему до сих пор нет питания? Чем вы там занимаетесь? Прием!
"Второй шестому, — раздался вместо ответа голос начальника охраны. Немедленно доложите ситуацию. Почему не запущен генератор? Прием."
Тишина. Никакого ответа, только слабое потрескивание в эфире.
"Внимание! Второй вызывает шестого! Шестой, немедленно ответьте!"
Молчание.
"Второй девятнадцатому, — вновь ожила рация. Немедленно спуститесь в подвал, выясните обстановку и доложите. По возможности запустите генератор. И будьте предельно осторожны! Прием!"
Прошли несколько томительных секунд — эфир упрямо молчал. С нарастающей тревогой Гуминский взял рацию:
— Говорит первый. Вниманию шестого, десятого, девятнадцатого. Немедленно ответьте первому. Повторяю: шестой, десятый, девятнадцатый, ответьте первому. Прием!
Никакого результата…
Слушая тихий шорох рации, Гуминский чувствовал, как липкий противный страх вновь наваливается на него. Что, черт возьми, происходит?! Куда могли подеваться три человека — без звука, без сигнала? На какой-то миг им вдруг овладело страшное сомнение — а был ли вообще кто-нибудь в этом невесть откуда взявшемся вертолете?
Поняв, что еще секунда, и он впадет в панику, Гуминский резко одернул свое зарвавшееся воображение. Конечно, в том деле, с которым он связался, могло произойти всякое, но это было бы уже слишком… Нет, по крайней мере пока он жив, борьба еще не кончена!
Он нервно проверил пистолет. Трое охранников выведены из строя, и генератор, скорее всего, так никогда и не будет запущен… и времени почти не осталось. Значит, ему все-таки придется путешествовать по базе «вслепую», и возможно, столкнуться… с кем? Или с чем?..
Он уже сделал шаг к двери, когда рация ожила вновь:
"Второй, я седьмой, сектор «Ц». У меня Веренков. Какие будут указания?"
Гуминский замер, затаив дыхание, вслушиваясь в шорохи эфира. Какой будет ответ? Если Веренкова впустят на базу — дело плохо. Хотя по субординации он и не был старшим для Майзлиса, как личность он был неизмеримо сильнее! Если они встретятся, пяти минут будет достаточно, чтобы убедить Майзлиса в чем угодно. Тогда и вертолет не поможет…
"Второй седьмому, — в голосе Майзлиса слышалось облегчение. Оставайтесь на месте, ждите указаний. На связь не выходите."
Ну вот и все. Решение принято — Майзлис только что сдал его со всеми потрохами, и даже не очень старался это замаскировать. Гуминскому вдруг захотелось зашвырнуть куда-нибудь бесполезную рацию: все равно теперь о Веренкове не будет сказано ни слова. Его просто аккуратно проводят в караульное помещение между периметрами, а потом…
Черт возьми, — подумал Гуминский, — он же вот-вот будет здесь… сколько времени надо, чтобы решить вопросы с Майзлисом и пройти восемьсот метров?!
А как поведет себя Веренков, оказавшись на базе? Может быть, с ним можно будет договориться? Ведь должен же он понимать, что "бегство главных преступников" выгодно всем, и ему в том числе!
Шеф представил встречу со своим заместителем, мысленно прикидывая, как лучше провести разговор с ним. Ему совершенно не хотелось прибегать к угрозам, особенно, если Ян тоже будет вооружен, или — неизвестно, что хуже! — появится не один, а в сопровождении кого-то из охраны…
Едва начав приходить в себя, Евгений сразу ощутил, что в комнате что-то изменилось. Вокруг стояла такая тишина, что было отчетливо слышно, как шумят за окном деревья. Евгений только сейчас понял, какой шумовой фон давала вся та иезуитская аппаратура, которую использовала Сара. Но почему она выключена?
Тишину нарушили приглушенные тревогой голоса. Он не мог расслышать, что говорят, но голосов было несколько, и они казались знакомыми. Кто это — друзья или враги? Память отказывала, он никак не мог сообразить, кому они принадлежат. Потом он почувствовал, что не прикован к платформе — а удобно лежит на чем-то шершавом и мягком… похоже, просто на расстеленном на полу одеяле!
Неужели он наконец свободен? И если да, то кто это рядом с ним?
Евгений осторожно приподнялся на локте, открыл глаза — и сразу встретился с тремя ждущими, полными заботливой тревоги взглядами. Да ведь это эсперы из "Лилового лотоса"! Ну надо же! А третий… неужели?..
