Я смотрел на него, немного потрясенный вызванной мною эмоциональной вспышкой. Я знал о его чувствах в отношении потери «Космического патруля» и всех астронавтов, которые были на нем, включая его сына Джимми, но не догадывался, что спустя семь лет он все еще так сильно страдает.
Я теперь взирал на него с новой глубиной понимания. Он стоял у окна, склонив свою косматую голову. Впервые до меня дошло, что волосы у него почти все белые, и что его плотная фигура как-то обрюзгла, а плечи ссутулились. И впервые я начал полностью сознавать, что он старый – старый и несчастный.
Через окно была видна неоновая вывеска на воротах, такая знакомая вывеска, которая гласила: «Ракетостроительное предприятие Роуи. Главный цех». И мне была видна часть заводских зданий, чьи длинные корпуса тонули в сгущающейся темноте. И на фоне этого внешнего свидетельства процветания Роуи стоял, как символ тщетности, ибо без счастья не может быть настоящего успеха.
Я подумал о долгих годах работы, надежды и вдохновения, которые лежали за спиной Роуи, и с грустью осознал, что если брать его собственную жизнь, все это было растрачено впустую. Для всех, разумеется, он был воплощением успеха, ибо ракеты, которые он сконструировал и построил, уже начали бороздить разреженные просторы стратосферы, соединяя самые дальние уголки Земли посредством нескольких часов полета. Он войдет в историю как изобретатель первого успешного ракетного двигателя, как строитель первого космического судна, оправившегося за пределы Земли. Но что касается Джимми, единственного человека, который для него важнее всего на свете, знаю, что он всегда чувствовал, что потерпел неудачу.
Сочувствие побуждало меня оставаться с Роуи все те нелегкие годы, в течение которых он разрабатывал и усовершенствовал свой ракетный двигатель. Я видел, как исчезают мои сбережения, как уже давно исчезли его, в ненасытной утробе тех первых экспериментов. И моя вера в него ни разу не поколебалась, даже после того, как растаял последний цент, а успех все еще оставался лишь смутной надеждой. Я пошел и каким-то чудом, которому до сих пор не устаю поражаться, выпросил, вымолил еще средств. И я ни разу не изменил своей вере; ни в качестве управляющего делами Роуи, когда управлять было нечем, ни теперь, в качестве партнера в отрасли, стоящей миллионы.
Промежуточный период не был легким. Роуи смотрел вперед глазами мечтателя; полеты в стратосфере были лишь первым шагом в его планах. Даже когда я еще только пытался заинтересовать сомневающийся мир первыми ненадежными ракетами, он уже начал работать над «Космическим патрулем». И последовали пятнадцать лет тонкого балансирования между оперяющейся отраслью с одной стороны и, казалось бы, ненасытными требованиями экспериментов Роуи с другой. Но в конце, ценой множества седых волос и бессонных ночей, я довел дело до конца. «Космический патруль» стал реальностью, и молодая оперяющаяся отрасль обещала превратиться в гиганта.
Роуи отвернулся от окна. На мгновение взгляд его серых глаз встретился с моим, но он тут же отвел его.
– Прости, что сорвался на тебя, Герб. Я знаю, что ты хотел как лучше. – Он сделал глубокий вдох и пожал плечами. – Наверное, я старею – слишком много живу прошлым.
– Ничего страшного, Фрэнк, – отозвался я. – Я понимаю. – И я действительно понимал как никогда раньше.
Роуи прошел к северной стене своего кабинета, которая почти полностью была увешена фотографиями в рамках. Это были фотографии «Космического патруля» и ее отважной команды до и после тех двух памятных полетов на Луну и перед отправкой на Марс. Южная стена была увешана снимками лунного пейзажа и Земли, видимой с Луны.
– Да, в этом моя беда, – прошептал Роуи, – слишком много живу прошлым… Но кто может меня винить? Джимми был всем, что осталось у меня после смерти Хелен. А «Космический патруль»… ну, ты сам знаешь, Герб, что вся моя работа над ракетами была в надежде, что однажды она приведет к такому кораблю как «Космический патруль». Это случилось, но цена в конце…
Я отвел глаза, опечаленный подавленностью в его внешности и голосе. После продолжительного молчания Роуи снова прошептал:
– Семь лет… Джимми, мальчик, что же могло произойти?
Я устремил взгляд на фотографии и задался тем же вопросом. Я увидел на снимках себя, Герба Фарнама на семь лет моложе, с гораздо меньшим количеством седины в волосах. На одной особенно большой фотографии я стоял слева от Роуи – тоже более молодого – а справа от него стоял Джимми, выше, чем отец, намного стройнее, хотя такого же крепкого телосложения, и такой же красивый, каким считала его моя старшая дочь Дорис. Вокруг нас расположились улыбающиеся герои полетов на Луну: Пол Уитон, Виктор Сорелл, Арт Кольб, Дейв Селлерс и Джон Лаудер. А на заднем плане гладкий, поблескивающий корпус «Космического патруля».
В улыбающихся лицах этих людей была храбрость первопроходцев, бесстрашие искателей приключений. В металлическом корпусе корабля была сила, громадная мощь, о чем красноречиво свидетельствовал размер реактивных турбин. И что же в результате? В результате семь лет молчания, семь лет ожидания людей и корабля, который так и не вернулся…
Лицо Роуи преобразилось, даже немного помолодело, когда он смотрел на фотографии. Это заставило меня подумать, насколько верно его собственное утверждение, что он живет в прошлом. Люди и в самом деле предпочитают жить прошлым, когда в нем больше радости, чем в настоящем. Для Роуи вся любовь, все счастье похоронены в прошлом.
И я задумался обо всех других – женах, возлюбленных, родных и друзьях – которые были связаны с людьми на борту «Космического патруля». Интересно, они тоже живут прошлым? Это была мучительная мысль, ибо я был очень хорошо знаком с мужчинами и их близкими.
Я усилием воли заставил себя вернуться к реальности. Было уже поздно, и Вера составила планы на вечер.
Я коснулся руки Роуи.
– Фрэнк, мне надо идти. Не лучше ли тебе…
Роуи устало, с некоторой долей упрямства, покачал головой.
– Нет. Мне бы хотелось побыть здесь еще, Герб. Не беспокойся обо мне. Со мной все будет хорошо.
Сильно сомневаясь в отношении последнего, я оставил его. Он все еще смотрел на фотографии, но лицо его больше не казалось помолодевшим. Он тоже вернулся к реальности.
Это было почти в конце июля. Дни, которые за этим последовали, выдались для меня напряженными, и пыль воспоминаний, растревоженная той сценой в кабинете Роуи, улеглась. Мои обязанности на заводе ни на минуту не позволяли мне расслабиться, а все свободное время было занято различными светскими мероприятиями. Я практически не бывал дома; у Веры, моей жены, всегда были планы или приглашения куда-нибудь, а сам дом казался ни больше ни меньше, чем полустанком для временной остановки вереницы молодых людей Бет и Андреа. Нет, я не возражал против последнего, просто меня беспокоил контраст между Бет и Андреа с одной стороны, и Дорис с другой.
Ничуть не менее красивая и обаятельная, чем ее сестры, Дорис, старшая, была очень тихой и серьезной. Она почти не участвовала в светских развлечениях и очень редко куда-либо выходила. Она писала аспирантскую работу по литературе, намереваясь со временем стать учителем, и это как будто поглощало ее целиком, исключая все остальное… или, по крайней мере, так в то время казалось. Я принадлежу к тем мужчинам, которым трудно понять женщин, и сие еще больше осложнялось тем фактом, что в моей семье их четверо. Я часто сетовал на то, что у меня нет сына, хотя в последние годы это компенсировалось тем, что произошло с Джимми – Джимми, который настоял на своем участии в том злополучном полете на Марс.
В середине октября пришла исключительной важности новость, которую мне принес не кто иной как сам Роуи. Была середина дня, и я сидел, зарывшись носом в стопку отчетов, когда он ворвался ко мне в кабинет, такой взбудораженный, каким я его никогда не видел. Несколько секунд он все никак не мог заговорить, но потом слова полились из него.
– Герб… «Космический патруль»! «Космический патруль»! Он вернулся!