Господи! — воскликнула миссис Уиллерс, вкладывая в эти слова больше, чем когда-либо вкладывала в молитву.
— У него золотые глаза, — отозвался ее супруг. — Странно… Но что можно возразить против золотых глаз? Верно?
— Ничего, мой родной, конечно, ничего.
— Все в п’рядке, кроме золотых глаз. А без них все в п’рядке.
Миссис Уиллерс помогла ему снять пальто и довела до гостиной. Он рухнул в кресло и долго сидел согнувшись и тупо глядя перед собой.
— Г-г-глупо, правда? — сказал он. — Сколько потрачено нервов! А теперь полный порядок. Я… я… я… — И внезапно он зарыдал, спрятав лицо в ладони.
Миссис Уиллерс присела на ручку кресла и обняла мужа за плечи.
— Ну-ну, мой родной. Теперь все хорошо. Самое страшное позади. — Она наклонилась и поцеловала доктора.
— Мог ведь оказаться и черным, и желтым, и зеленым, и похожим на обезьяну! Рентген-то этого не показывает, — сказал он. — Мидвичские дамы просто обязаны заказать для церкви витраж в честь мисс Лэмб.
— Верно, верно, дорогой. Ты только не волнуйся. Сам же сказал, что ребенок отличный.
Доктор Уиллерс несколько раз кивнул в подтверждение.
— Это правильно! Отличный! — повторял он после каждого кивка. — Исключая золотые глаза. Но ведь золотые глаза — это ничего? Согласна?
Овечки… овечки, моя дорогая, могут теперь пощипывать травку без опаски… Без опаски… Без опаски… Господи, до чего же я устал, Милли!..
А месяц спустя Гордон Зиллейби задумчиво прохаживался по приемной комнате лучшего родильного дома в Трайне. Усилием воли он заставил себя остановиться и сесть в кресло. Очень глупо так вести себя в столь почтенном возрасте, — попенял он себе. Для молодого человека такое поведение еще приемлемо, но несколько последних недель авторитетно довели до его сведения тот факт, что он уже далеко не юн. Сейчас Зиллейби чувствовал себя раза в два старше, чем год назад. И тем не менее, когда через десять минут сестра, шурша накрахмаленным халатом, вплыла в комнату, она увидела, что он снова ходит по паркетному полу, меряя комнату из конца в конец.
— Мальчик, мистер Зиллейби, — сказала она. — И мне особо поручено передать вам, что у него и в самом деле наследственный нос семейства Зиллейби.
Глава 12
Урожай в закромах
Во второй половине чудесного дня последней недели июля Гордон Зиллейби, выйдя с почты, наткнулся на небольшую семейную процессию, появившуюся из церковных дверей. Центром процессии была девушка, которая несла на руках новорожденного, завернутого в белую шерстяную шаль. Девушка выглядела слишком юной, чтобы быть матерью, — вряд ли она успела окончить школу. Зиллейби благосклонно улыбнулся этой группе и с поклоном принял ответные улыбки, но, когда процессия миновала его, он долго провожал ее глазами, наблюдая, как один ребенок несет другого. Глаза Зиллейби подернула грусть. Когда он поравнялся с калиткой в церковной ограде, на дорожку вышел преподобный Губерт Либоди.
— Привет, викарий! Все еще вербуете рекрутов, как погляжу? — усмехнулся Гордон.
Мистер Либоди поздоровался, и они пошли рядом.
— Теперь полегчало, — промолвил мистер Либоди. — Еще двое-трое, и все.
— Так, значит, успех стопроцентный?
— Выходит, так. Должен сознаться, что я не ожидал такого результата, но они, кажется, если и не считают, что дело полностью уладилось, то полагают, что во всяком случае находятся на пути к этому. И я очень рад. — Он на мгновение замолк, потом продолжил: — Вот, например, эта девица — Мэри Хисти. Она выбрала для сына имя Теодор. Выбор, как я считаю, принадлежит только ей. И мне он нравится.
Зиллейби, обдумав сказанное, кивнул:
— И мне тоже, викарий. Мне он очень нравится. И знаете, заслуга в этом, главным образом, ваша.
Мистер Либоди явно был польщен, но не согласился.
— Нет-нет. То, что такой ребенок, как Мэри, захотела назвать свое дитя Божьим Даром вместо того, чтобы стыдиться его, — заслуга всей деревни.
— Но деревня-то нуждалась в том, чтобы ей показали, как она должна себя вести по законам человечности.
— А это уж результат общей работы под начальством такого славного капитана, как миссис Зиллейби.
Некоторое время они шли молча, потом Зиллейби сказал:
— Однако факт остается фактом: как бы к этому ни относилась девушка, она все равно ограблена. Сразу и неожиданно ее перенесли из детства в материнство. Мне это кажется очень грустным. Ей не дали ни единого шанса, так сказать, расправить собственные крылья. Ее лишили радости ощутить всю поэтичность перехода из одного состояния в другое.
— С этим, пожалуй, можно согласиться, хотя у меня и есть кое-какие сомнения. Во-первых, поэты как настоящие, так и неосуществившиеся встречаются редко, а во‐вторых, в стране гораздо больше людей, чем того хотелось бы нашему обществу, обладающих темпераментом, который влечет за собой немедленный переход от кукол к детям.
Зиллейби сокрушенно покачал головой.
— Пожалуй, вы правы. Всю свою жизнь я разоблачаю тевтонский взгляд на женщину, и всю жизнь девяносто процентов женщин доказывают мне, что они против него ничуть не возражают.
— А кроме того, — указал мистер Либоди, — найдется немало и таких, о ком никак не скажешь, что их ограбили.
— Верно. Я только что видел мисс Огл. Она явно так не считает. Может быть, она все еще пребывает в изумлении, но определенно в ней уже преобладает чувство восхищения. Можно подумать, что все произошедшее — какой-то волшебный фокус, который она сама придумала, и только не знает, как это у нее получилось так здорово. — Он помолчал, потом продолжил: — Жена сказала, что миссис Либоди через несколько дней возвращается домой. Мы порадовались за нее.
— Да. Доктора вполне удовлетворены ее состоянием. Она совершенно поправилась.
— А как ребенок? Хорошо?
— Да, — ответил мистер Либоди с некоторым колебанием в голосе. — Она его прямо-таки обожает.
Он остановился у калитки, ведущей в сад, откуда был виден большой коттедж, расположенный в некотором удалении от дороги.
— Ах, да! — кивнул Зиллейби. — Ну, и как же чувствует себя мисс Форшем?
— В настоящее время она очень занята. У нее новый помет ретриверов.
Она продолжает уверять, что щенки куда интереснее, чем дети, но, кажется, эта убежденность дает трещину.
— Точно такие же признаки наблюдаются даже у самых ожесточенных, — согласился Зиллейби. — Что до меня, то есть с точки зрения мужчины, то сегодняшнее состояние деревни представляется мне отдыхом после битвы.
— Что и говорить. Это была настоящая битва, — согласился мистер Либоди, — но ведь битвы, в конце концов, — лишь часть большой кампании. Нам предстоит еще многое.
Зиллейби выжидательно смотрел на него.
Мистер Либоди продолжал:
— Кто эти дети? Есть нечто странное в том, как они смотрят на нас своими удивительными глазами. Они… Они, знаете ли, пришельцы, чужаки. — Он помолчал. —
