— Похоже, суровая будет зима, — сказал он.
— Зима? Что такое зима? — спросила она.
— Это время года, но ты даже не знаешь, что такое год. Что толку говорить об этом? Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— А зачем нам говорить?
— Не знаю зачем, но надо. Обычно я не болтлив, но сейчас мне надо говорить, или я сойду с ума.
— Тогда говори осторожно, — прошептала она, — если ты собираешься говорить о побеге.
— Ты думаешь, эти типы могут понять нас? — спросил он.
— Да, мы понимаем вас, — сказало одно из стоящих рядом существ пустым замогильным голосом.
— Тогда скажите, зачем вы схватили нас. Что вы собираетесь сделать с нами?
Тот показал свои желтоватые зубы в беззвучном смехе.
— Он спрашивает, что мы собираемся сделать с ними, — объявил он громким голосом.
По залу прокатился тихий смех.
— Что мы собираемся сделать с ними? — повторило это же существо несколько раз, и все принялись беззвучно хохотать.
— Раз они хотят знать, давайте покажем им прямо сейчас, — предложил кто-то.
— Да, Торп, — сказал другой, — сейчас, сейчас.
— Нет, — сказал тот, к кому обращались «Торп», тот, кто первым заговорил с фон Хорстом. — У нас и так хватает, и многие у нас уже давно.
Он приблизился к узникам и потыкал их пальцами под ребра.
— Их надо откормить, — объявил он. — Мы немного их покормим. Побольше орехов и фруктов, и у них на ребрах появится слой сочного жира. — Он облизнулся. — Уведите их в ту маленькую комнату и принесите им орехи и фрукты; и держите их там, пока не растолстеют.
Когда он закончил говорить, в центр помещения вбежало еще одно существо, в сильном возбуждении.
— Что с тобой, Дерг? — спросил Торп.
— За мной гнался зарайт, — воскликнул Дерг, — но это еще не все. Чужой гилок с женщиной сделал много громких звуков маленькой черной палкой, и зарайт упал и умер. Чужой гилок спас жизнь Дергу, но я не знаю, почему.
Мужчины, окружившие фон Хорста и Ла-джа, чтобы отвести их в комнату, в которой их будут откармливать, сняли ремни с лодыжек и уже помогали им подняться, когда Дерг, закончив свой рассказ, увидел их.
— Вот они! — вскричал он возбужденно. — Это тот самый гилок, который спас жизнь Дергу. Что ты собираешься сделать с ними, Торп?
— Их будут откармливать, — ответил Торп, — они слишком худые.
— Ты должен отпустить их, потому что они спасли мне жизнь, — настаивал Дерг.
— Я должен отпустить их, потому что этот гилок — дурак? — спросил Торп. — Если бы у него были мозги, он убил бы тебя и съел. Уведите их.
— Он спас горбуса! — закричал Дерг, обращаясь сразу ко всему племени. — Разве мы должны убить его за это? Я говорю, отпусти их.
— Отпустить! — закричали некоторые, но большинство кричало: — Откормить! Откормить!
Пока их толкали к выходу из комнаты, фон Хорст заметил, что Дерг зло смотрит на Торпа.
— Когда-нибудь я убью тебя, — пригрозил он. — Нам нужен хороший вождь. Ты — плохой вождь.
— Я — вождь, — закричал Торп, — это я тебя убью.
— Ты? — с презрением спросил Дерг. — Ты убиваешь только женщин. Ты убил уже семерых. Ты не убил ни одного мужчины. Я убил четверых.
— Ты отравил их, — прохрипел Торп.
— Нет! — завопил Дерг. — Троих я убил топором, а одного — кинжалом.
— В спину? — спросил Торп.
— Нет, не в спину, ты — убийца женщин.
Когда фон Хорста вытолкали из большой комнаты в маленькую, два горбуса еще спорили; из того, что слышал фон Хорст, больше всего его поразила не мерзость их слов, а то, что Дерг использовал два английских слова — «топор» и «кинжал».
Это было замечательно само по себе, но еще замечательнее было то, что их произнес член племени, которое стояло столь низко на лестнице эволюции, что у него не было никакого оружия. Откуда было Дергу знать, что такое кинжал? Где он мог слышать о топоре?
И где он выучил эти английские слова? Фон Хорст не мог решить эту головоломку.
Горбусы оставили их в маленькой комнате, не позаботившись снова связать им лодыжки, хотя руки у них оставались связанными за спиной. Пол был покрыт листьями и травой, и узники постарались устроиться как можно удобнее. Свет от факелов из большой комнаты бросал тусклые отблески на стены их тюремной камеры, позволяя разглядеть друг друга.
— Что будем делать? — спросила Ла-джа.
— Не представляю, — ответил фон Хорст. — Очевидно, нас съедят — когда мы растолстеем. Если нас будут хорошо кормить, нам надо постараться побыстрее ожиреть. Мы должны оставить о себе хорошее впечатление.
— Это глупо, — оборвала его девушка. — У тебя очень плохо с головой, раз ты думаешь о таких вещах.
— Возможно, «толстеть» прозвучит получше, — засмеялся фон Хорст. — Знаешь, Ла-джа, это очень плохо.
— Что очень плохо?
— То, что у тебя нет чувства юмора, — ответил он. — Если бы оно у тебя было, нам было бы веселее.
— Я никогда не знаю, когда ты серьезен, а когда смеешься надо мной, — сказала она. — Если ты предупредишь меня, что собираешься сказать что-нибудь веселое, я, возможно, тоже посмеюсь.
— Твоя взяла, Ла-джа, — сказал он.
— Что взяла? — спросила она.
— Мои извинения и уважение — у тебя есть чувство юмора, хотя ты об этом и не знаешь.
— Ты хочешь сбежать или ты предпочитаешь остаться здесь и быть съеденным? — спросила Ла-джа.
— Конечно, я предпочел бы побег, — ответил фон Хорст, — но я не представляю, как это можно сделать, пока все эти существа находятся в большой пещере.
— А зачем тогда у тебя эта штука, которую ты называешь пистолет? — спросила Ла-джа без тени улыбки. — Ты убил им зарайта, намного легче будет убить этих горбусов, тогда мы легко убежим.
— Их слишком много, Ла-джа, — ответил он. — Даже если я расстреляю все мои боеприпасы, и тогда я не убью их достаточно, чтобы мы могли сбежать; к тому же, у меня руки связаны за спиной. Но даже будь они свободны, я ждал бы до самого последнего момента. Ты не можешь этого знать, Ла-джа, но если я использую все эти блестящие маленькие штучки у меня на поясе, от пистолета больше не будет толку; мне негде их взять.
Так что нужно тратить их очень расчетливо. Однако ты можешь быть уверена, что прежде чем я позволю им съесть одного из нас, я немножко постреляю. Я надеюсь на то, что они будут так удивлены и напуганы выстрелами, что попадают друг на друга, когда будут убегать.
Когда он закончил говорить, в комнату зашел горбус. Это был Дерг. Он принес маленький факел, осветивший комнату, ее грубые стены, кучи листьев и травы и две фигуры со связанными за спиной руками.
Мгновение он молча смотрел на них, потом опустился на пол рядом.
