Соседство этих двух сцен не случайно. Автор здесь как бы дает эволюцию ребенка от дрожащей ручонки до костлявой руки. Это как бы взгляд на жизнь Нелли в прошлом.
Страдают дети в «Скверном анекдоте»: над ними тиранствует их дед Млекопитаев.
В «Преступлении и наказании» страдают семеро больных детей Капернаумовых, семилетний мальчик, поющий под шарманку «Хуторок». Этот же «Хуторок» запоет скоро и ребенок Мармеладов ых.
Трагична судьба детей, оскверненных Свидригайловым (если он виноват) и Ставрогиным (если учесть его исповедь).
В «Подростке» помимо главной линии дети встречаются и в эпизодах. «Мне встретился маленький мальчик, такой маленький, что странно, как он мог в такой час очутиться один на улице; он, кажется, потерял дорогу; одна баба остановилась было на минуту его выслушать, но ничего не поняла, развела руками и отошла дальше, оставив его одного в темноте. Я подошел было, но он с чего-то вдруг меня испугался и побежал дальше» [10, 8, 84].
Дети испуганы, дети недоверчивы. Есть и дети-самоубийцы. Таков в «Подростке» мальчик, который «два кулачка вот так к груди прижал, к обоим сосочкам» [10, 8, 436] — и в воду. Всего десять слов, а каков образ! Это как бы дополнение к поднятому «маленькому кулачку» Матреши перед ее самоубийством («Исповедь Ставрогина»).
Много сказано о детях в последнем романе Достоевского. Там о детях размышляют (Иван, Митя), детей развращают (Смердяков), детей облагораживают (Алеша). Перед читателем проходят брошенные отцом семилетний Костя и восьмилетняя Настя, мальчик Смуров. Очень выразителен образ девятилетнего Илюши Снегирева, завещавшего перед смертью посыпать его могилу хлебом для воробьев.
Принципиально новым в изображении детей является образ Коли Красоткина. Это ребенок-отрицатель. Ему тринадцать лет. Он способен говорить обо всем: о народе, медицине, женщинах, религии, социализме, Вольтере, Белинском, Наполеоне, классических языках. Широта? Нет, узость. Ибо говорит Коля без знания дела. Это детский отблеск европейского.
Принципиально новый образ — Lise. Это ребенок-садист. И даже написанием самого имени Lise отделена от русских детей, как Marie от русских женщин.
За все невзгоды детей ответственны взрослые. У Достоевского появляется проблема отцов и детей. Она была четко поставлена еще в «Униженных и оскорбленных». Здесь мечтатель Алеша противопоставлен своему расчетливому отцу, Валковскому. Но у них есть и общее: оба эгоисты. Но сын бессознательно эгоистичен, отец — вполне сознательно.
В романах Достоевского дети, как правило, стыдятся своих отцов за их жизнь, их поступки. Дети игнорируют отцов. Детям, в основном добрым, противостоят отцы безразличные, эгоистичные, сладострастники.
Предел, которого может достичь отец-сладострастник, так сказать, антиотец, — это Федор Карамазов.
Он никого не убивал, за ним нет уголовных преступлений, более того, он сам жертва. В нем нет ничего загадочного, он прост, он — одно сладострастие.
Его портрет: «Кроме длинных и мясистых мешочков под маленькими его глазами, вечно наглыми, подозрительными и насмешливыми, кроме множества глубоких морщинок на его маленьком, но жирненьком личике, к острому подбородку его подвешивался еще большой кадык, мясистый и продолговатый, как кошелек, что придавало ему какой-то отвратительно сладострастный вид. Прибавьте к тому плотоядный, длинный рот, с пухлыми губами, из-под которых виднелись маленькие обломки черных, почти истлевших зубов. Он брызгался слюной каждый раз, когда начинал говорить. Впрочем, и сам он любил шутить над своим лицом, хотя, кажется, оставался им доволен. Особенно указывал он на свой нос; не очень большой, но очень тонкий, с сильно выдающейся горбинкой. «Настоящий римский, — говорил он, — вместе с кадыком настоящая физиономия древнего римского патриция времен упадка». Этим он, кажется, гордился» [10, 9, 33].
Внешний вид героя не вызывает к нему симпатий. С первых же страниц романа автор раскрывает и внутренний мир Федора Павловича. Дрянной, развратный, норовил в приживальщики, бестолковый, ничтожный мозгляк, злой шут и больше ничего, сла-дострастнейший, гадко хихикает и т. п. — все это употреблено автором для характеристики героя.
Учитывая приемы Достоевского, ожидаешь, что Федор Павлович окажется не таким, каким он представлен на первых страницах. Не внешне. Внешнее не изменишь. А внутренне. Но ничего не изменится в романе. Весь роман есть раскрытие данной в начале его характеристики.
Федор Карамазов — натура по-своему деятельная. Но деятельность его преследует узко индивидуалистические цели — все для себя. Отчасти он влияет и на общественное. Так, он «стал основателем по уезду многих новых кабаков» [10, 9, 31]. То есть вся его общественная деятельность является антиобщественной. Сеет по уезду алкоголь. Но это попутно. Главное у Федора Павловича, однако, забота о себе, удовлетворение своих потребностей: «выколачивание деньги» и женщины.
Первое у него получается неплохо. Хотя он и был бестолковым, «но из таких, однако, бестолковых, которые умеют отлично бделывать свои имущественные делишки, и только, кажется, одни эти» [10, 9, 11]. Эта своеобразная бестолковость подтвердилась тем, что после его кончины осталось «до ста тысяч рублей чистыми деньгами» [10, 9, 12]. Осталось то, за чем Ганя Иволгин думал ырять в горящий камин. И у Федора Павловича деньги, видимо, из какого-то «камина», хотя не раскрыто — из какого. Ясно только, что не «немецким» способом добыты эти деньги. Сказано, что делишки свои герой всегда устраивал удачно и подловато. Но подлость, видимо, была неподсудной. Герой — по-своему — «чтил, кодекс». До суда себя не доводил. Есть, однако, намеки на нечистый путь добывания денег.
Большой любитель женщин, Федор Павлович, однако был начисто лишен рогожинского размаха и не бросал большие деньги к ногам женщины. Тратился экономно. Цену денег знал. Как говорил он младшему сыну, деньги имеют цену потому, «что с деньгами стоит только захотеть-с, Алексей Федорович, все и будет.» [10 9, 218].
Все, что будет, и все, что можно захотеть, это — женщины. Они — цель и смысл его жизни. Сладострастие — главное для Федора Павловича. Что это такое, хорошо разъясняет один из героев романа: «Тут влюбляется человек в какую-нибудь красотку, в тело женское, или даже только в часть одну тела женского (это сладострастник может понять), то и отдаст за нее собственных детей, продаст отца и мать, Россию и отечество...» [10, 9„ 103].
Это полностью применимо к Федору Карамазову. С тем только уточнением, что красота для него не главное, не в нее он влюбляется, а именно «в часть одну тела женского». Как он сам говорит, для него нет дурнушек, во всякой женщине он найдет для себя что-то, включая «босоножек» и другую крайность — старых дев. Когда-то Федор Павлович шел с веселой компанией, и увидели они спящую на земле Лизавету Смердящую, женщину, в сравнении с которой Чекунда и Двугрошовая выглядели бы красавицами. Заспорили, можно ли «этого зверя» принять за женщину. Все ответили отрицательно, один Федор Павлович — положительно. Позднее у нее родился Павел Федорович Смердяков
