– Может, нам следует начать все сначала, - сказал он. - Где-то мы не туда…
Голос Пруденс слегка потеплел.
– Наверное, это моя вина. Мне следовало догадаться, что необходимость отвечать на вопросы в присутствии третьего лица вас смутит.
– Не смутит, - Снук сделал вид, что подобное предположение его несколько удивило. - Но чтобы у вас не было на этот счет никаких иллюзий, скажу сразу: я не собираюсь отвечать на ваши вопросы.
Она смерила его недовольным взглядом, но в этот момент к столику вернулся Амброуз, держа в руках бокалы со спиртным. Он сел и с удивлением взглянул на счет.
– Здесь какая-то ошибка, - сказал он. - Этот заказ стоит втрое дороже предыдущего.
– О, это я виноват, - Снук поднял свой стакан. - Я обычно заказываю джин пивными стаканами, чтобы не бегать каждый раз туда-сюда. - Он взглянул на Пруденс и добавил: - Мне, право, неловко.
Пруденс поджала губы.
– Интересно было бы узнать, как вам удается столько пить и работать учителем?
– Гораздо интереснее, - вставил Амброуз нетерпеливо, - было бы услышать из первых уст рассказ…
Снук прервал его, подняв руку.
– Подождите минуту, Бойд.
– Бойс.
– Извините. Бойс. Мне тоже очень интересно было бы услышать, почему эта молодая особа все время лезет в мои личные дела?
– Я сотрудник ЮНЕСКО. - Пруденс достала из сумочки серебряный значок. - А это означает, что ваш заработок…
– Мой заработок, - перебил ее Снук, - состоит, как правило, из одного ящика джина и одного пакета кофе на каждые две недели. Ту наличность, что у меня есть, я зарабатываю ремонтом автомобильных двигателей на шахте. И между делом учу шахтеров английскому в те вечера, когда у них нет денег на плотские удовольствия. Одежду, что я ношу, мне выдали, когда я попал сюда три года назад. Часто я ем консервы прямо из банок, а зубы чищу солью. Я нередко напиваюсь, но в остальном я образцовый заключенный. Что-нибудь еще вас интересует?
Пруденс несколько смутилась, но не сдалась.
– Вы утверждаете, что вас держат в плену?
– А как еще это называется?
– Например, предоставлением политического убежища. Насколько я понимаю, вы причастны к исчезновению боевого самолета из Малакка.
Снук выразительно покачал головой.
– Политическое убежище получил пилот самолета. Я же был пассажиром и полагал, что самолет направляется в противоположную сторону. Отказавшись обслуживать эту машину для армии Баранди, я стал пленником.
– Снук с тревогой обнаружил, что открывается перед женщиной, которую встретил всего несколько минут назад.
– Я включу эти сведения в свой доклад, - Пруденс поднесла значок к губам, из чего стало понятно, что это еще и записывающее устройство. Губы ее чуть скривились в усмешке. - Ваша фамилия пишется так же, как произносится?
– Забавная фамилия, верно? - парировал Снук, невольно возвращаясь к привычному для себя способу обороны. - Вы очень мудро поступили, родившись в семье с фамилией Девональд.
Пруденс покраснела.
– Я не хотела…
Снук отвернулся от нее.
– Бойс, что происходит? Вы что, тоже из ЮНЕСКО? Я думал, вы приехали, потому что вас интересует, что я увидел в шахте.
– Я независимый исследователь, и меня крайне интересует то, что вы видели. - Амброуз укоризненно посмотрел на Пруденс. - Вместе с мисс Девональд мы оказались случайно, и, может быть, нам стоит договориться об отдельных встречах?
– Не надо. Я на какое-то время заткнусь, - сказала Пруденс, и, внезапно увидев в ней школьницу, которой она была много лет назад, Снук устыдился собственной грубости. Право же, он вел себя не лучше ветерана-легионера, срывающего зло на молодом рекруте.
– Гил, вы имеете представление о том, что именно вы видели в шахте?
– Амброуз притронулся рукой к коленке Снука, чтобы привлечь его внимание. - Вы сами понимаете, что вы открыли?
– Я видел каких-то существ, похожих на призраков. - Снук только что сделал более важное открытие: в состоянии спокойной задумчивости профиль Пруденс Девональд вызывал у него смутную грусть, как-то связанную с размышлениями о скоротечности красоты и самой жизни. До сих пор ничего подобного с ним не случалось, и возникшие теперь мысли были не особенно приятны.
– Вы видели обитателей другой вселенной, - торжественно заявил Амброуз.
Прошло несколько секунд, прежде чем до Снука дошел смысл сказанного. Потом он начал задавать вопросы. Минут через двадцать он откинулся на спинку кресла, глубоко вздохнул и только тут понял, что начисто забыл о своем стакане. Он сделал глоток джина и попытался примириться с мыслью о том, что сидит на перекрестке двух миров. Уже во второй раз за последний час обстоятельства заставляли его мыслить новыми категориями.
– Тому, что вы рассказали, - произнес Снук, - я верю. Но что будет дальше?
В голосе Амброуза появилась твердость, которой раньше за ним никто не замечал.
– Я полагаю, следующий шаг достаточно очевиден. Нужно вступить с этими существами в контакт, найти способ общения с ними.
Амброуз пожелал начать наблюдения той же ночью, и Снук с готовностью согласился: после всего услышанного его воображение просто запылало. Однако практические последствия этого решения немного раздражали его.
Исходя из теории Амброуза, появления призраков следовало ожидать перед самым рассветом, хотя со временем они стануть появляться раньше и исчезать позже. Дорога от Кисуму до шахты была тяжелой и долгой, особенно для не знакомого с ней человека, и Снуку ничего не оставалось, как предложить Амброузу переночевать у него в бунгало. Как следствие его ожидала перспектива находиться в компании другого человека большую часть дня и ночь, и все существо Снука восставало против подобного насилия. А то обстоятельство, что Пруденс, переодевшись в некое представление парижского модельера о костюме для сафари, без приглашения отправилась с ними, отнюдь не упрощало его жизнь.
После трений, ознаменовавших их знакомство, она разговаривала с ним вежливо, но безразлично, и Снук отвечал ей тем же. Однако он постоянно ощущал ее присутствие. Какое-то объемное, словно радарное, восприятие происходящего позволяло ему, даже не глядя на Пруденс, всякий раз знать, где она и что делает. Это вторжение в его мысли задевало и беспокоило Снука; когда же он поймал себя на том, что увлеченно изучает такие мелочи, как рисунок на пуговицах ее кофточки или строчку на туфлях, охватившее его чувство досады только усилилось. Развалившись на просторном заднем сиденье в полумраке машины, которую Амброуз взял напрокат во второй половине дня, Снук погрузился в воспоминания о девушках, с которыми ему доводилось встречаться прежде. Взять хотя бы Еву, немку, переводчицу в Малакке, отлично понимавшую принцип сексуальной независимости… Они встречались каких-нибудь три года назад, но Снук, к своему огорчению, вдруг осознал, что уже не помнит ее лица.
