Поняв, что терять более нечего, Вилкинс зажег и свой свет… Это дало ему возможность довести скорость до предела…
Они двумя сверкающими и храпящими апокалиптическими чудовищами пронеслись мимо строений какого-то поселка… Прошумели мимо ряды деревьев; у переезда с закрытым шлагбаумом «Рольс-Ройс» и не подумал остановиться и с оглушительным треском разнес деревянную штангу…
Несущийся за ним на расстоянии 100 метров «Плимут» едва успел выскочить из под колес налетевшего локомотива поезда Харольдсвик-Бурфиртс… Отсюда, вдоль берега какого-то заболоченного озера, пролегало ровное, как стрела, шоссе.
Здесь Вилкинс попытался выжать из своего мотора последние капли мощности, и через несколько секунд для Конвэя стали ясны преимущества фирмы «Рольс-Ройс» перед «Плимутом»… Преследуемый стал неуклонно уходить… Конвэй прибег к последнему средству и выключил глушитель… Мотор оглушительно взревел, и на какое-то время Конвэю показалось, что дистанция перестала увеличиваться… Стрелка спидометра резко качнулась и накрепко примерзла к цифре 126… Колеса, казалось, не касались дороги, а скользили над ней… Но «Рольс-Ройс» уходил. Это было вне всякого сомнения.
— Уйдет… — сдавленно прошипел Конвэй, щуря слезящиеся от напряжения глаза. — Уйдет.
Тогда он вытащил из кармана свой «Браунинг» и три раза выстрелил, целясь в нижнюю часть автомобиля Вилкинса. Одна из пуль нашла свою цель и шина оглушительно хлопнула… Заднюю часть «Рольс-Ройса» тотчас же занесло и со скрежещущим треском он врезался в каменную тумбу и медленно, как бы нерешительно, перевернулся на бок… Раздробленный мотор, залитый бензином, вспыхнул…
Едва успев затормозить свой «Плимут», чтобы не налететь на опрокинутый горящий «Ройс», Конвэй поспешно подбежал к нему и при сильном, резко выделяющем тени, свете фонарей «Плимута», перемешивающемся с прыгающими отсветами горящего бензина, увидел лежащего в каком-то сломленном положении человека… Голова лежащего представляла сплошное кровавое месиво. Мистер Джон Вилкинс, эсквайр, — был мертв. Рядом валялся выброшенный силой толчка объемистый кожаный портфель.
Несколько секунд мистер Ричард Конвэй стоял, созерцая это зрелище, затем покачал головой и стал вытаскивать тело Вилкинса из горящих обломков. Однако, в заднем пассажирском отделении он заметил длинный, завернутый в толстый пушистый плед предмет, и сердце мистера Конвэя, пристукнув лишний раз, почему-то остановилось… Порывисто бросившись к этому предмету, оказавшемуся вторым человеческим телом, он поднял его и, положив на землю дрожащими руками, развернул плед.
Перед ним лежала связанная каким-то шнуром Патриция Вилкинс, вновь ставшая Патрицией Стаффорд… Ее волосы цвета золота были растрепаны, глаза закрыты и губы плотно сжаты в горькой болезненной улыбке…
Глава XIV
ПАТРИЦИЯ ПОВТОРЯЕТ ОШИБКУ МИСТЕРА РИЧАРДА КОНВЭЯ
Где-то высоко в небе, между звезд «Большой Медведицы», блестела новая яркая звезда — комета. Мистер Ричард Конвэй обратил свой взор к небесной тезке женщины, неподвижно распростертой перед ним, и призвал комету ускорить свой полет…
Заглушенное рыдание готово было вырваться из его груди, но мистер Конвэй был слишком мужественным человеком, чтобы даже в такой момент потерять власть над собой. Он склонился к Патриции и, всматриваясь в ее прекрасное лицо, прошептал:
— Только эти звезды знают, моя Пат, чем ты была для меня… Если бы ты осталась жить и я увидел бы в твоих глазах хотя бы искорку, вспыхнувшую для меня, — я сошел бы с ума при одной мысли о комете, которая должна забрать мою жизнь, могущую быть такой прекрасной рядом с тобой. Прощай, моя Пат!..
Здесь мистер Конвэй допустил некоторую сентиментальность… Он прикоснулся губами ко лбу Пат…
Если мистер Конвэй и не был врачом, то, тем не менее, если бы он был менее возбужден и более внимателен с самого начала — он был бы избавлен от необходимости говорить эпитафии над живым телом…
И в конце концов мистер Конвэй заметил это…
Она дышала… Слабым, едва уловимым движением ее грудь поднималась и опускалась, и этого было достаточно, чтобы остановившееся сердце мистера Конвэя вновь застучало и стало бешено прыгать в грудной клетке…
Быстро разрезав узлы стягивающего ее тело шнура, он бережно перенес ее в свой «Плимут». К чести мистера Конвэя нужно сказать, что у него хватило рассудительности для того, чтобы не забыть и о толстом портфеле.
Через полчаса быстрой езды он уже подъехал к воротам лаборатории. Ветеран впустил его только после того, как увидел у него на руках бесчувственную Патрицию, после чего сокрушенно заохал что-то на тему о том, что весь свет сошел с ума.
Конвэй внес свою драгоценную ношу в знакомую уже ему комнату и, уложив на кушетке, разыскал коньяк и влил основательную его порцию сквозь стиснутые зубы Патриции. Этого простого средства оказалось достаточно, чтобы она пришла в чувство. Она не спросила, как это сделали бы 99 женщин из 100 после обморока: «Где я?»… Она открыла глаза и, увидев над собой склоненное лицо Конвэя, снова крепко зажмурила их. Ей показалось, что она уже умерла и видит виденье… Снова открылись ее синие, как васильки в золотой ржи ее разметанных волос, глаза… Лицо мистера Ричарда Конвэй было так комично перекошено жесточайшей тревогой, что Пат слабо рассмеялась…
— Вы оживаете, наконец… Боже, какое счастье!.. — вырвалось облегченным вздохом у Конвэя.
— Оживаю. Но стоит ли это делать? — улыбнулась Пат, пытаясь приподняться на кушетке. — Ведь скоро нам всем придется безнадежно умирать…
Мистер Конвэй опустился на колени перед кушеткой и безмолвно припал жесткими и холодными губами к маленькой и нежной ладони ее слегка дрожащей руки… Некоторое время длилось это молчание. Обоим не хотелось нарушать его словами. Но, внезапно вспомнив последние события, Пат резким движением выпрямилась и села…
— Господи! Но скажите же, его удалось спасти? Он жив?..
— Он умер, Патриция, — тихо сказал Конвэй, — это лучшее, что он мог сделать; он избавил других от необходимости его умертвить…
— Что вы говорите? О ком вы говорите?
— О вашем бывшем муже, Патриция. О Джоне Вилкинсе.
— Умер?!. — со страданием в голосе выговорила она и закрыла лицо руками. Когда она отняла их, лицо ее было смертельно бледным и на губах отпечатался след закусивших их зубов.
— Не называйте его моим мужем никогда!.. Я не хочу знать, при каких обстоятельствах умер этот человек. Я наказана за свое легкомыслие. Но теперь я хочу забыть о нем и о том, что была его женой… Я спрашивала об этом юноше-ассистенте… Он жив? Удалось его спасти?
