Мою просьбу поддержала вся компания, у девушек прямо глаза разгорелись!
- Да не было у меня никаких экстремальных ситуаций, - смеясь, отбивался Николай Иванович. - У вас превратное представление о туризме!
- Возможно, - не стал возражать я. - Но ведь туризм туризму рознь, это понятно даже мне. Есть туризм развлекательный, а есть...
- Настоящий туризм состоит в преодолении трудностей! - перебила меня Оля, видимо, самая эмоциональная девушка в группе.
- И тоже неверно. Вы, молодежь, видите в туризме внешнюю, показную сторону. А главное-то не в пресловутом преодолении трудностей, хотя их у туристов хватает. И не в изучении новых планет - этим занимаются профессионалы.
- Тогда в чем же? - не выдержал я.
Николай Иванович не спешил с ответом, словно подбирая в уме наиболее точные и доходчивые слова. Потом едва слышно проговорил:
- В душевном общении. В познании самого сложного, что только есть во Вселенной, - человека.
- Зачем же вы летите на Дзету? - с притворным простодушием спросил я.
- Вы хотите сказать, что там не люди, а упсеки?
- Допустим.
- Ну, друг мой, не знаю, что вам и сказать... Я не вижу разницы между людьми и упсеками. Для меня любое существо, наделенное высшим разумом, человек. А уж как оно выглядит, вопрос второстепенный.
- А если разум злой?
- Я говорю о высшем разуме, а он не может быть злым.
Мне стало не по себе.
- Я вас смутил, - сказал Николай Иванович, пристально глядя на меня. Это хорошо. Нет, вы даже не представляете, как это хорошо. Так вас интересуют экстремальные ситуации? Пусть будет по-вашему. Расскажу об одной такой ситуации. Хотя ее правильнее было бы назвать не экстремальной, а парадоксальной. Да-да, именно парадоксальной. Боюсь вас разочаровать, только оказался в ней не я, а совсем другой... человек. Впрочем, какая разница? Ну, желаете послушать?
Он замолчал, и довольно надолго, однако никто из нас не решился его поторопить.
- До сих пор не знаю, - тряхнул он головой, - радоваться, что это произошло не со мной или... завидовать...
- Николай Иванович, миленький, вы нас заинтриговали, - взмолилась Оля. - Рассказывайте же!
- Ну да, конечно. Просто вспомнил, и сердце защемило... Да сядьте вы, сейчас пройдет. Так вот... Лет двадцать назад занесло меня в самое, можно сказать, захолустье - между Скорпионом, Стрельцом и Змееносцем. Там разделившийся на два русла Млечный Путь наиболее широк - верный признак, что к этой его части мы ближе всего.
Я очутился на Апфе - планете, мало известной в то время. Впрочем, я давно собирался там побывать. Дело в том, что Апфа во многом похожа на Землю и, соответственно, апфийцы - на землян. Правда, их уровень развития пока еще невысок, зато интеллект... Боюсь, тут мы им уступаем...
Тогда уже вовсю использовали анизотропию пространства, и пространственно-временной переход с Земли на Апфу, несмотря на ряд фазовых ограничений, был вполне доступен, даже для таких туристов, как я.
- Для кого же еще! - воскликнула Оля, но на нее зашикали, и она смущенно умолкла.
- Не буду подробно говорить о ландшафтах Апфы, с ними легко познакомиться, запросив любой банк информации, - Николай Иванович взглянул на меня с едва уловимой усмешкой, словно распознал мои мысли. - Скажу только, что места, где я побывал, чем-то напоминают наш Памир. А сами апфийцы... Если вы встречали горных таджиков, именно горных, а не равнинных, - кстати, они называют себя памирцами, точно это особая национальность, - то можете представить себе апфийцев: стройные, гордого и несколько аскетического вида люди с чеканной красоты лицами, только не смуглыми, а словно впитавшими в себя призрачную голубизну лунного света. Их отличают врожденное достоинство и ни с чем не сравнимое гостеприимство. Я был на Апфе трижды, с годичными перерывами. Первый раз меня встретили как доброго знакомого, второй - как друга и третий - как близкого родственника.
- Мне приходилось бывать на Памире, - не выдержал я. - И там действительно...
- Тем лучше, - не дал мне договорить Николай Иванович. Казалось, он боится потерять нить повествования. - Так вот, я останавливался в одной семье. Знаете, у апфийцев странные и для нас неудобопроизносимые имена. Поэтому продолжу параллель и воспользуюсь именами памирцев. Назову своих друзей ну хотя бы...
- Сафарбековыми, - подсказал я, вспомнив семью таджиков, принимавшую меня в высокогорном селе Чартем.
- Отлично. Вы, конечно, догадываетесь, что разговаривать приходилось с помощью лингвисторов. Только один из трех братьев Сафарбековых...
- Асалбек!
- ...Асалбек, говорил по-русски, с очень необычным, мягким акцентом.
- По-русски? Апфиец?
- Наберитесь терпения, друг мой. Так вот... Отца у них не было: и в апфийских семьях случаются драмы. Семью возглавляла мать - женщина лет пятидесяти, разумеется, по земным меркам, красивая непривычной для нашего глаза яркой, пугающей красотой. Когда я сказал об этом Асалбеку, тот поразился: "Красавица? Да она же старуха!"
Асалбек, в порядке культурного обмена, проучился пять лет на факультете космолингвистики Ленинградского университета. Теперь вам ясно, почему он знал русский? Поначалу его прикрепили ко мне в качестве гида, но вскоре между нами установились дружеские отношения. Вам это может показаться странным, ведь нас разделяла не только разница в возрасте. Говоря о том, что апфийцы похожи на таджиков, я подразумевал ассоциативное сходство. Анатомия и физиология у них кое в чем иные, чем у нас. Но, повторяю, для меня это не главное.
Итак, я сказал, что подружился с Асалбеком. Но скорее мы привязались друг к другу. Асалбек называл меня Никиляиванивич - смешно и трогательно. Его выпуклые, изумрудного цвета глаза под пушистыми ресницами светились при этом такой неподдельной любовью, что становилось неловко, ну чем же я заслужил ее?
Оказалось, однако, что эта необъяснимая любовь... как бы вернее сказать... унаследована мною. Вот что рассказал однажды Асалбек, и рассказ его, взволнованный и сбивчивый, напоминал исповедь, слова рвались, словно непрочные нити, иногда мой друг переходил на родной язык, и тогда я спешил нажать сенсор.
Его история может показаться вам банальной, - Николай Иванович бросил на меня быстрый взгляд, и я снова подумал, что он с самого начала читает мои мысли. - Ну, да каждый понимает по-своему. В меру собственной испорченности, как говорили когда-то...
- Так что же рассказал Асалбек? - спросил я сконфуженно.
- Оказывается, в Ленинграде у него была девушка. А если называть вещи своими именами, то они жили три года как муж и жена. И все это время Асалбек умолял мать благословить их брак. Но она не соглашалась.
- А зачем было просить согласия, они же взрослые! - возмутилась Оля.
