– Тю, шо может быть проще, Бастиан: значит, расскажи ей так, шоб она поняла все, только не поняла шо. В конце концов, кто из нас окончил Сорбонну?!
– Я, – смущаясь, ответил будущий стаци.
– Правильно, вот и бери карты в руки. Я ж ее когда-то только начинал. Потом как-нибудь расскажу. Давай, мой мальчик, Бог тебе в помощь! Надеюсь, втроем вы управитесь.
Фрейднур пил, стараясь заглушить боль не только физическую, хотя голова еще кружилась, точно земля превратилась в морскую зыбь и мягко покачивалась под ногами. Он сидел под бревенчатой загородкой сеновала и пытался втолковать грозному Арнульфу Вилобородому, старому комису, помнившему высокородного Пипина Геристальского еще мальчишкой:
– Ты пойми, раны – это ведь тьфу, поболят и перестанут. От драконьего-то хвоста и похуже остаться могли. Видал, каков мастер Рейнар, дядька сэра Жанта приехал? Вот тому – это да, досталось, так досталось. Но он в честной схватке с драконом сошелся, нос к носу, а тварюка ишь какая, – ее и сам Тибальд изловить не смог.
– Да, тварюка знатная, – подтвердил сын Барнольфа.
– Как же я ее проморгал-то? Это же не мышонок под листком, это дракон! – сокрушался сын Зигмунда.
– Так, сказывают, он незримый.
– Если и так, он что же, не дышит? Нет, как есть проморгал. Не будь рядом Благородной Дамы Ойген, уже б с тобой не разговаривал.
– А сказывают еще, что дракон как раз этой даме Ойген и служит.
– Пустое говорят, – Фрейднур мотнул головой и поморщился от боли. – Я вот что думаю: если бы тварь хотела ее спасти, меня бы в первую очередь растерзала, а ее унесла бы. А ежели б тогда не унесла, сюда б явилась. А тут ее, сам видишь, нет. Ну-ка, плесни мне еще браги.
За стеной послышалось бульканье, и лежавший на сеновале Лис обиженно сглотнул слюну. «Пытают, сволочи!» Бульканье прекратилось, и через мгновение раздалось:
– Эх, хороша! Так и болит меньше.
– Тут ты прав, Фрейднур, – донеслось со двора, – ежели б Благородная Дама Ойген драконами повелевала, их бы уже здесь видимо-невидимо было, а если они незримые, так и подавно.
– Может, они того, – переполошился Фрейднур, – уже тут?
– Тут-тут, – под нос себе пробормотал Лис, – не отвлекайтесь.
– И с чего это госпожа Брунгильда на драконов взъелась? Ведь сколько помню, такая была. Что с того, что у Дагоберта драконья кровь? Не только потомки Меровея этого рода. Слыхал – по ту сторону пролива, в Бритских землях недавно правитель был, наипервейший из воинов, каких теперь и не сыщешь, и комисы его равных не знали. Он, сказывают, с ними за одним столом пировал. Большой такой стол, круглый. Это, мол, значит, все за ним равны, и владыка, и последний из наших. Так и он драконьего рода был. И он, и отец его, и все предки так впрямую, значит, именовались Пендрагонами – великими драконами.
– Тс-с-с! – прошипел Фрейднур. – Раз мы о том не знаем, то, стало быть, и не положено. – Он отхлебнул еще браги, крякнул и поднялся. – Схожу-ка я к воротам.
– Зачем?
– Да вот как мыслю: ежели сухим песком двор присыпать, да так на ночь и оставить, то, глядишь, незримый дракон следами-то и отметится. Как на ночь ворота запрем, так, значит, и приступим.
Сэр Жант, развернув плечи, стоял перед Брунгильдой, и речь его текла плавно и горделиво. Бастиан на славу потрудился, разучивая с Карелом его роль.
– …И поскольку драконы вашей земли коварством и злобой принудили людей воспылать к ним справедливой ненавистью, и та послужила досадной причиной злосчастного непонимания меж нами, я и мои подданные желали бы принять участие в охоте на вышеозначенного дракона. Ибо теперь это исчадие бездны стало и моим врагом так же, как вашим. Раны, нанесенные моему человеку, есть оскорбление мне.
Сестра майордома глядела на говорившего недоверчиво, но, должно быть, доверчивым взглядом эта дама еще никого не удостаивала.
– Сбежать хочешь? – ощеривши хищные клыки, спросила она. – Не выйдет.
– Когда б я хотел сбежать, то затаил бы свои помыслы, – гордо ответил принц Нурсии. – Я же пришел к вам и говорю открыто. Мой старый наставник уже явил и храбрость, и высокое разумение, дабы обелить имя своего господина. Неужели же я оставлю без воздаяния его труды и без отмщения полученные им раны?!
– Красиво излагает, – прокомментировал услышанное Лис. – Про меня мог бы еще что-нибудь возвышенное. Буквально ж, невзирая и превозмогая, явил миру, ну и все в том же духе. Бастиан, ты речь придумал?
– Конечно, – подтвердил Ла Валетт. – Полагаю, месть – вполне понятная мотивация для этой пренеприятнейшей особы.
– Молодец. Ты мне напоминаешь Камдила в его юные годы, когда я его еще не знал.
– Простите, господин наставник, это как понимать? – растерялся выпускник Сорбонны, наивно пытаясь использовать логику для осмысления лисовского велеречия.
– А чего ж тут непонятного!
– Но так же не бывает.
– Да? Тебе видней. Или ты считаешь, я выдумываю?
– Признаться, да.
– То есть то, что я говорю, ложь?
– Я этого не утверждал, но…
– Но подумал. А теперь, дорогой мой Валет, безжалостно выключаем логику и включаем соображаловку.
Возьмем постулат классика: «Мысль изреченная есть ложь». А если мы изрекаем заведомую ложь, да перемножаем ее на ложь, как атрибут изречения, то на выходе имеем что? Правильно – истину! Если не веришь, напрягись и подумай: того Вальдара, с которым я имел дело после нашего знакомства, ты мне не напоминаешь. Но шо-то общее у вас есть. Значит, это шо-то было до нашей встречи. По-моему, яснее ясного. Чему вас только в Сорбонне учат?!
– Я знаю, что подвиг, который желаю совершить, не прост и опасен. Но опасности не страшат меня, к тому же большую часть жизни я провел рядом с драконами и хорошо знаю их повадки. И хотя они в немалой степени отличаются нравом от здешних чудовищ, однако уверен – мне удастся победить этого пожирателя скота и охотника на юных дев.
– А-а… – протянула Брунгильда, продолжая сверлить Карела изучающим взглядом. – А может, ты желаешь встретиться с Инсти?
– Как мне представляется, его здесь нет. Если помните, я лишь спрашивал: «Инсти тут?» Но мой наставник, объехав округу в его поисках, не обнаружил никаких следов.
– Никаких следов… – повторила воительница. – Хорошо, я могу отпустить тебя и дать отряд для сопровождения. Ты ведь плохо знаешь наши земли. Мои люди и проведут, и присмотрят. – Она пристально следила за реакцией собеседника.
– Я благодарен вам, госпожа Брунгильда. – Карел склонил голову, стараясь не замечать хищного выражения глаз сестры майордома. Взгляд был холодный, острый, будто разделочный нож, заживо кромсающий жертву. – Но так как странствие мое сопряжено с опасностью, я бы просил вашего благородного и доблестного брата принять под защиту мою невесту, даму Ойген с Рифейских гор.
