Мысли взвились вихрем. Надо вернуться, прежде чем Порнсен проснется. Завтра он не увидит Жанетту, потому что рано утром придет гичка с корабля и заберет обоих землян. Что делать? И если придумается, что делать, как объяснить это Жанетте сию же минуту, не сходя с места? И вдруг созрел план. Он вырос из другой мысли — мысли, глубоко затаенной в его уме. Мысли, которая зародилась еще до того, как “Гавриил” покинул Землю. Но смелости не хватало додумать эту мысль до конца. И вот явилась эта девушка, именно в ней он нуждается, чтобы вспыхнула решимость ступить на путь, с которого нет возврата.
— Жанетта, слушай! — странно сказал он. — Жди меня здесь каждую ночь. Кто бы ни шастал во тьме, ты должна быть здесь. Не могу сказать когда, позже, чем через три недели. И все равно жди. Жди! Я прилечу. И когда прилечу, всем страхам конец. По крайней мере, на какое-то время. Ты можешь? Можешь прятаться здесь? Можешь ждать?
Она кивнула и сказала на своем “хванцузс’ом”:
— Вви.
Прошло две недели, и он сумел-таки вернуться. Гичка иголочкой проплыла над беломраморным зданием и, снижаясь на посадку, сверкнула при свете полной луны. Безмолвный, белесый, простирался внизу город, четырех- и шестигранники, цилиндры и пирамиды, похожие на кубики, разбросанные малолетним чадушком сверхгигантов, ушедшим спать, да так и не вернувшимся.
Хэл ступил на землю, глянул влево, глянул вправо и быстро зашагал к огромной арке. Обшарил сумрачный проем лучом фонарика, окликнул:
— Жанетта! Сэ мва. Тон ами. У э тю? Жанетта! Это я. Твой друг. Где ты?
И услышал лишь эхо от дальнего свода и стен.
Зашагал вниз по огромной лестнице, ведущей к царским гробницам. Луч заметался по ступеням и внезапно наткнулся на черно-белую женскую фигурку.
— Хэл! — крикнула Жанетта, разглядев, что это он. — Благодарение Великой матери в камне. Я каждую ночь ждала! Я знала, что ты придешь!
На длинных ресницах дрожали слезы; алые губы подрагивали, словно она с великим трудом удерживалась, чтобы не разрыдаться. Он хотел обнять ее, успокоить, но страх пробирал от одного взгляда на обнаженную женщину. Обнять — невозможно было и думать об этом! И тем не менее только об этом он и думал.
И, будто догадавшись, почему он замер на месте, она устремилась к нему и приникла головой к его груди. Подалась плечами вперед в порыве найти кров. И его руки сами сомкнулись в кольцо. Тело напряглось, кровь забурлила в жилах.
Но он разжал объятия и огляделся.
— Потом поговорим. Время дорого. Идем.
Она молча последовала за ним. Подойдя к гичке, замялась у дверцы. Он жестом поторопил ее подняться на борт и сесть рядом.
— Еще подумаешь, что я трусиха, — сказала она. — Но я в жизни не видела летающей машины. Оторваться от земли…
Он в недоумении воззрился на нее.
Оказалось, трудно понять поведение незнающих, как летают.
— Полезай! — прикрикнул он.
Стараясь слушаться, она вскарабкалась и села в кресло второго пилота. Но не могла сдержать дрожи и робко окинула взглядом огромных карих глаз приборы перед собой и над головой.
Хэл глянул на наручный часофон.
— Десять минут до моей квартиры в городе. Минута, чтобы тебя туда забросить. Полминуты, чтобы вернуться на корабль. Четверть часа на доклад о результатах дня. Полминуты на возврат домой. Всего получаса не наберется. Неплохо.
И громко засмеялся.
— Я был бы здесь еще два дня назад, но пришлось выждать, пока все гички-автоматы разгонят по делу. Тут-то я и сделал вид, что забыл дома записи и должен спешно сгонять за ними. И взял гичку с ручным управлением, на которых ведут полевые исследования. Не будь дежурный офицер в запарке, фиг он мне разрешил бы.
И коснулся пальцем золотого знака на груди в виде еврейской буквы “Л”.
— Видала? Это значит, что я один из тех, кто избран. Я детектор прошел.
А Жанетта уж и все свои страхи позабыла При слабом свете от приборов на панели она подняла взгляд на Хэла. И ахнула:
— Хэл Ярроу, что с тобой сделали?
А Хэл был — краше в гроб кладут: щеки ввалились, одну из них судорогой свело, на другую четкий шрам от семихвостки, под глазами синие круги, на лбу сыпь, как после приступа лихорадки.
— Сумасшедшее дело, всякий скажет, — отозвался Хэл. — Сунул голову в пасть ко льву. Как видишь, не откусили. Кое-кому не по зубам оказался Хэл Ярроу, кое-кому теперь стоматолог нужен.
— Объясни, что случилось.
— Ты слушай. Не удивляет, почему это при мне Порнсена нет, почему это он мне святым духом в затылок не дышит? Не удивляет? Плохо ты нас знаешь. Есть только один способ получить вид на жительство вне корабля в Сиддо. Так, чтобы АХ не болтался рядом и за каждым шагом не следил. И чтобы тебя не оставить навечно в этих дебрях. Вот этого я уж никак не мог допустить.
Она погладила кончиком пальца складку от носа до уголка губ у него на лице. Обычно он от такого ежился, не выносил чужого прикосновения. А теперь даже не дернулся.
— Хэл, — ласково сказала она. — Мо шек.
В жар бросило. “Милый мой”. Ну, а почему бы и нет?
Чтобы не поддаться хмелю от ее прикосновения, одно было средство — говорить без умолку.
— Только один способ был. Добровольно пойти на детектор.
— Уо дете’ток. Что это такое?
— Избавитель от АХ’а. Прошел детектор — значит, чист, значит, вне подозрений. По крайней мере, в теории. Ох, и всполошилось начальство, когда я подал бумагу! Чтобы хоть один ученый добровольно пошел, такое не в заводе. Иное дело — уриелиты или аззиты, у них другого средства пробиться в иерархи нет.
— Уриелиты? Аззиты?
— Аи! Попы да полицаи, так их испокон веку называли. Впередник переименовал. По прозваниям ангелов. В видах государства и церкви. В талмуде выискал. Ясно?
— Нет.
— Потом объясню. Короче, на детектор рвутся одни фанаты. Остальная толпа идет по принуждению. Уриелиты на мой спех не рассчитывали, однако закон есть закон: заявление есть — не допустить нельзя. Да и скучно им, поразвлечься охота. На их манер, на живодерный.
Невеселые воспоминания.
— Подал заявление, и завтра велят мне в 23.00 по корабельному явиться в психушник между спецслужбой и санчастью. Я перед этим заскочил к себе в каюту и достал из шкафчика пузырек с наклейкой “Витамин ясновидения”. Порошок. По идее, на пейотле замешан. Гриб такой, наркотик жуткий, им когда-то знахари индейские пользовались.
— Не понимаю.
— А ты слушай. Главное схватишь. Этим “витаминчиком” предварительно пичкают там каждого. “Очищение” называется. На двое суток сажают под замок, жрать не дают, одни молитвы, электроплетка, и с голоду да от этого “витаминчика” всякая дурь мерещится. Как будто ты хронопаломничество совершаешь.
