Но ничего не происходило… Душный, приторно-сладкий воздух проникал в щель…
Ни один звук больше не нарушал тишину.
И я понял, что такого больше случая не будет, и шагнул за дверь. Сзади меня подпихнул очухавшийся Ганс, и я как пробка выскочил на площадку перед нашей тюрьмой.
ААА!!! Гадство какое-то!!!
Высокие деревья, покрытые шапками багрово-красных цветов, нависали над нашей головой, расступаясь лишь для неширокого прохода, уходящего в гущу леса. Корни, сплетенные плотным ковром под ногами, глушили все звуки.
Четверо охранников птичьего начальника и он сам лежали перед нами. Понять, что мы влипли по самые уши, было нетрудно… Немец, чертыхаясь, перешагивая через трупы, стал уходить влево…
Но старик был жив… Он хрипел, пытаясь подняться.
Три шага отделяли меня от него. Его птичьи круглые глаза уставились, не мигая, когда я наклонился к нему. Он умирал.
— Граас… — прошептал он.
Хотел бы я знать, где этот гад.
— Его здесь нет, — ответил я.
Оставить старика умирать в одиночестве я не мог. С такими ранами взвалить его на плечо было равносильно тому, чтобы убить его собственными руками…
И тут вспышка бластера разнесла голову раненого. Наведенный на меня ствол оказался у моего глаза.
— Старик жутко хотел тебя видеть… — буркнул я, видя как за спиной неожиданно появившегося офицера старается подойти неслышно Ганс. Когда эта гора мышц встала на цыпочки, в какой-то момент я думал не выдержу и лопну от смеха… Но это не могло долго продолжаться… Уже через пару секунд Граас услышал и обернулся… И зря… Мало того, что Ганс уже был рядом, и его рука, которая по толщине была в два раза толще моей ноги, обрушилась на оборотня, но и я же не буду ковыряться в носу, когда мне приставили бластер к глазу… Убивать мы его не собирались, но оглушить пришлось, и бластер забрать…
Оглянувшись еще раз на залитую кровью дорогу, на убитых, мы уходили… Уходили молча… Вместе… Подчиняясь необходимости.
10
Дорога быстро превратилась в тропу. Густые кроны неизвестных деревьев с плотными, с острой кромкой листьев нависали низко. Душный аромат их багровых цветов действовал одуряюще.
Сначала бегом, потом быстрым шагом… Через час мы уже почти еле передвигали ногами. Пульсирующая головная боль вскоре стала вызывать галлюцинации. Меня преследовали жуткие видения среди белого дня… По тому как Ганс дернулся возле показавшегося на повороте неожиданно столба, я понял, что видения мучают не только меня.
Столб высотой метра полтора из красно-коричневого старого дерева стоял на обочине тропы. По нему вкруговую по спирали сверху вниз уходила надпись из знаков с обилием точек и палочек.
— Метка страны Синай… — глухо проговорил немец. — У них здесь нет границ. Они приходят, ставят метку и все… Считают, что это им принадлежит. Самое странное, что это дерево ничем почти нельзя удалить, только на месте ядерного взрыва их нет, так там ничего нет. Так по всей планете и торчат эти метки.
Деревья вокруг росли плотно, внизу ветвей почти не было. Ветви росли из вершины крон их и змеевидными плетями, покрытыми цветами и еще нераскрывшимися, кровавыми бутонами, спускались к земле. Корни, видно не вмещаясь уже под дерном, ползли по верху так, что идти было легко, как по пробке… Влажная жара и неподвижный воздух убивали всякое желание разговаривать, но болтун Ганс продолжал:
— А цветочки-то эти глюки вызывают, жрецы Синая их используют для обезболивания… Ты как? Глюк уже посетил? — хихикнул он, смахивая пот, текущий по лбу, по бровям.
— Да был тут один недавно… — буркнул я.
На этого балбеса невозможно было долго злиться. Его белобрысое, красное лицо располагало к себе. Он легко впадал в гнев, но также легко отходил и начинал доставать своими, как ему казалось, остроумными замечаниями.
Мы уже ушли от столба, когда я спросил в спину немцу:
— Ганс, за что так синайцы ненавидят Лео Бага?
Немец остановился и повернулся ко мне. Наморщив лоб, он мощно выдохнул, помолчал и только потом ответил:
— Да все просто… Эти деревца — хищники, а Синай им поклоняется. Народ считает, что дерево это, если его кормить как свинью, защитит их. Они же в лесах живут… А Баг принялся бороться со жрецами и с деревьями. Сейчас в пору цветения здесь тишина, а уже через месяцок эти уроды выйдут на охоту… Здесь все зашевелится, какая-то необычная смесь животного и растения, говорят. Так что, клон, я полностью поддерживаю Бага, который расчистил место под строительство атомными боеголовками и после биовосстановления явился сюда полным хозяином. А сейчас гребет деньги лопатой, сидя на Земле. Правда на этом перечень претензий поршеан к нему не заканчивается, есть кое-что посерьезней…
Он уже давно опять отвернулся и шел неторопливо впереди, продолжая разглагольствовать. Мне не было никакого дела до того, что Ганс поддерживает Лео Бага, больше удивил его рассказ…
— Но похоже, — немец вполоборота крикнул мне, — что Баг еще увел у синайцев и какую-то реликвию, когда разрушил их самый большой храм в Багуте.
— Что за реликвия? — буркнул я.
Разговаривать не хотелось. Начинало темнеть, а лесу не было видно конца.
— Ганс, ты хоть знаешь, куда мы идем? Что это за тропа? — сказал я погромче, потому что по-моему предыдущий мой вопрос он пропустил мимо ушей.
Ганс махнул рукой, и, не оборачиваясь, ответил:
— Все дороги Синая ведут к их храмам.
Я опешил.
— Так куда же ты прешься… Твою мать!!! Нас же поймают!
Ганс остановился. Солнце почти село и в лесу становилось все темнее. Шли мы уже почти три часа. Жара не спадала, а к вечеру стало совсем нестерпимой. Из леса парило как из печки. Стоял дикий звон каких-то насекомых. Немец быстро проговорил, приблизив ко мне потное лицо:
— А потому что, я знаю, что такое синайские леса… ночью… Здесь такие твари водятся! А в их храмах можно переночевать… Да не бойся, там обычно никого нет… Черт! Быстрее! Это летучка!
То, что он назвал летучкой, мне вначале показалось падающей веткой дерева, которая внезапно отделилась от темнеющих крон… Она падала прямо на нас, и в то, что это живое существо, я поверил, когда у ветви появились два крыла… Ужас шевельнул мои волосы, когда эта тварь повисла на шее Ганса, в одно мгновение обвив его плотными кольцами коричневого жесткого туловища и хлеща кожистыми крыльями немца по лицу.
Моя рука машинально метнулась к тому месту на теле этого ловкого сучка, где могла быть шея у обычной змеи… Все это заняло не более трех секунд, и существо безвольно повисло с переломленной шеей, а тошнотворное ощущение, что это уже было когда-то со мной, быстро отступало, столкнувшись с белобрысым лицом немца… который вдруг сильным толчком кулака мне в грудь, повалил меня на землю… И с тихим свистом там, где только что была моя голова, еще одна летучая тварь прочертила темную полосу в сумраке. Гибкое угловатое тело, похожее на палочника, только около метра длиной, прицепилось хвостом к ветке дерева и замерло, изогнувшись, в точности копируя соседнюю ветку. Крылья бесшумно сложились и слились с туловищем. Тварь замерла…
