— Зачем так грубо? — поморщился Бакланский.,
— Тему нашу вредно защищать.
— Допустим, — сказал начальник СКВ. — Но посмотрим с другой стороны.
— Учти, — невольно перебил Кирилла Петровича Бакланский. — Я взял тебя только потому, что ты рвался в Марград. Иначе бы ты здесь сейчас не находился.
— Я еще не кончил, — заметил Кирилл Петрович.
— Извините. Не сдержался.
— Так вот. Почему и когда ты решил, что тему не стоит защищать? Ведь делал-то ее и ты! Это значит, что два года и ты занимался чепухой!
— Я составлял и настраивал схему.
— И тогда уже знал, что она «вредна»?
— Нет, не знал. У меня не было времени думать над этим. Но, наверное, чувствовал.
— Что значит — чувствовал?
— Иногда руки опускались, даже когда все шло хорошо. Но если возникала такая мысль, то я говорил себе, что это не мое дело.
— Так скажи себе это и сейчас! — воскликнул Бакланский.
— Сейчас не могу… Этот процесс ведь все время развивался. Да и борьба Соснихина и Бурлева за изменение направления работ кое-что мне подсказала… Вот ответ на вопрос «почему?» Нет у меня моральной удовлетворенности, моральной убежденности, что мы сделали эту тему. Не могу я лгать самому себе.
— А раньше мог?
— Выходит, что мог.
— И стать честным на три дня позже ты уже не можешь?
— Не могу.
— Соснихин и Бурлев, те хоть что-то предпринимали, пытались исправить, доказать. Но ведь ты-то раньше молчал!
— Я виноват, — сказал Григорьев. — Я чувствую себя подлецом, потому что пришел к этой мысли только сейчас. Но я буду чувствовать себя еще большим подлецом, если буду теперь защищать тему.
— Интересные градации, — заметил начальник СКБ, — Больший подлец, меньший подлец. Нельзя ли попроще?
— Проще не получается. Нашу машину делать не надо.
— Но ты не министр. Ты инженер нашего СКБ. И не решай чужих проблем. Люди без тебя разберутся, что надо делать, а что — нет.
— В том-то и дело, что не разберутся. Все решает наша комиссия. Если тема будет принята, никому и в голову не придет подумать над ней еще раз. Так она и покатится дальше.
— Вы хоть представляете, — сказал Кирилл Петрович, — в какое глупое положение поставили меня? Я не могу вникать подробно во все темы, которые делаются в нашем СКБ. Да это от меня и не требуется. Для этого есть вы, исполнители и руководители тем. Я могу помочь и принять меры, когда у вас что-то не идет, что-то не получается. Но ведь не на защите же! Теперь уже поздно что-либо исправлять. Виктор Иванович, почему не были приняты меры к нормальному исполнению темы? О чем вы раньше думали?
— Кирилл Петрович! Я защищаю свою тему, не кривя душой. В ней все продумано и сделано на высоком техническом уровне. Многие пункты задания сделаны лучше, чем требуется.
— Тогда о чем здесь толкует Григорьев?
— В науке много направлений и путей, Кирилл Петрович. Григорьев вдруг решил, что мы идем неправильным путем. В этом все дело.
— Григорьев… А ты?
— Проблему распознавания образа не решить методом, который мы приняли. Лучше в этом сознаться сразу.
— Отлично. Если, Григорьев, ты сейчас прав, то твоя вина от этого еще значительнее. И ни ты, ни Виктор Иванович так просто не отделаетесь. В Усть-Манске будет разговор посерьезнее. Человек, справляющийся со своим делом, должен знать это дело, а не прозревать, когда уже поздно, как Григорьев, и не дожидаться, когда ему помогут прозреть, как Виктор Иванович.
— Кирилл Петрович, — сказал Бакланский, — Я и сейчас считаю, что мы все решили правильно. И никто меня не переубедит в этом.
— Очень жаль, — сухо сказал Григорьев.
В дверь постучали. Это могла быть только Катя.
Григорьев мгновенно вскочил, крикнул: «Да! Войдите!» — и подбежал к двери, которая уже открывалась.
— Можно войти? — спросила Катя, все еще стоя в коридоре.
— Входи, Катя, входи. У нас тут небольшое совещание, но мы уже…
Женщина вошла и остановилась в растерянности.
— О! — коротко сказал Бакланский. — Вот это явление! Недурно, Григорьев.
— Я… Простите…Я за чемоданами…
— Ах, за чемоданами. Ну конечно, за чемоданами. За чем же еще?
— Виктор Иванович, перестаньте, — попросил Григорьев,
— Постой-ка, постой, Сашенька! Уж не за этой ли нимфой ты приехал в Марград?
— Да, я приехал за этой женщиной, которую зовут Катя.
— Дайте мне мой чемодан! — потребовала Катя.
— Значит, Саша приехал за Катей… А вы, Катя, знаете, что здесь из-за вас вытворяет товарищ Григорьев, или как вы его там зовете в интимной обстановке?
— Это гнусно, — тихо сказала Катя. — Дайте же мне чемоданы!
— Катя, но вам же их не донести. Я помогу?
— Не нужна мне ваша помощь?
— Катя…
— На государственный счет этот самый Григорьев катается за женщинами, заваливает темы! — кричал Бакланский. — И вы, Катя, хороши! А поди, и муж у вас есть в каком-нибудь Усть-Манске?
— Вы это нарочно устроили? — спросила Катя Григорьева.
— Катя, как вы можете?
— Господи, — сказал она, — как я устала…
Григорьев взял чемоданы, все три.
— Стойте! — крикнул Бакланский. — Вы что-то здесь оставили!
Катя толкнула дверь и выбежала в коридор, прижимая ладони к лицу. Григорьев выскочил за ней. Бакланский хлопнул дверью и глухо выругался. Катя пробежала несколько шагов, остановилась и, когда Григорьев догнал ее, повернулась к нему.
— За что он так?! — с рыданиями выдавила она.
— Катя, не плачьте.
Она уткнулась к нему в грудь и заплакала, затряслась, судорожно вцепившись в его рубашку. Плечи ее вздрагивали, волосы рассыпались по спине, и столько горя, обиды и отчаяния было во всей фигуре, в бессвязных словах, что Григорьев выпустил из рук чемоданы и не услышал звука, с которым они упали.
— Успокойтесь, Катя. — Он гладил ее волосы, плечи, а она все крепче прижимала свое мокрое лицо к его груди, постепенно затихая.
И вдруг оттолкнула его и выпрямилась. Слез на лице не было, остались их следы, и отчаяние, и ненависть.
— Уходите! Слышите? Никогда не появляйтесь больше! Я вас ненавижу!
— За что, Катя? — только и сказал он.
Из, дверей выглядывали люди. Дежурная по этажу уже шла к ним, чтобы выяснить, в чем тут дело.
— Вы все, все одинаковые! Слышите?
Она взяла два чемодана и сказала подошедшей к ним женщине:
— Помогите мне, ради бога…
Женщина подняла чемодан и косо посмотрела на Григорьева. Потом они обе повернулись и пошли, а Григорьев все стоял. Он рванулся было за ними. Катя услышала звук его шагов и еще раз обернулась.
