— Это едва ли…
— Действительная функция массы — это производство самой своей численностью вероятного гения. Это также является целью нашей системы образования: находить и развивать такие таланты. А это, в свою очередь, возможно лишь при условии, что способности каждой личности развиваются до максимально возможной степени.
— Для чего? Для того, чтобы люди вырастали и рассуждали подобно вам?
— Итак, Честер, жизнь не есть реализация некоего инженерного замысла. Она суть искусства.
— Пока вы рассуждаете на темы искусства, мои друзья…
— Я долго думал, — продолжал Норго невозмутимо, — над чисто теоретической проблемой реакции зрелого, но не развитого мозга на концентрированное воздействие современной системы образования после, скажем, двадцати пяти лет, когда этот мозг был погружен в атмосферу праздности, лености, беспечности, минимальной требовательности. Давление на него будет, конечно, колоссальным. Разрушаются ли в результате этого мыслительные либо телесные структуры? Верьте мне, Честер, результаты такого эксперимента были бы необычайной важности.
— Но не для меня. Я…
— Вы же, Честер, при средних способностях представляете собой, если не считать элементарных навыков речи и общения плюс несколько дополнительных благоприобретенных умений вроде игры, которую вы называете бридж, тип абсолютно неподготовленного индивида. Ваше тело слабо, воля расторможена, мозг спит…
— Может, мне много и не нужно.
— Все вышеперечисленное делает вас идеальным объектом — если вы захотите принять в нем участие — эксперимента.
— Я хочу вернуться на свой ковер. Норго согласно кивнул.
— Совершенно точно.
Рот у Честера приоткрылся:
— Вы имеете в виду… Да нет же, это шантаж!
— Давайте уточним наши позиции: как только эксперимент будет завершен, ваш… эээ… ковер будет передан вам нашей исследовательской группой.
— Сколько времени это займет?
— Я попытаюсь, Честер, сжать двадцатилетний курс развития до одного года.
— До года? Но…
— Знаю, вы обеспокоены судьбой ваших воображаемых друзей.
— Я говорил вам…
Норго отвернулся, так как перед ним был поставлен заполненный поднос.
— Сообщите ваше решение, Честер.
— Если я дам положительный ответ, вы позволите мне вернуться на ковер?
Норго кивнул, оценивающе принюхиваясь к тарелкам.
— Я сталкивался с коварным, аморальным, антизаконным пиратством. Но это, без сомнения, не идет ни в какое сравнение, — горько заметил Честер.
Норго заморгал.
— Вы хотите сказать, что вы отказываетесь?
— Когда мне можно приступить?
Честер и Норго выкарабкались из открытой кабины вертолета, на котором они прилетели из Центра. Честер осмотрел незнакомую местность: простор луга, поросшие зеленью холмы и низкое белое здание площадью примерно в четверть гектара около гребня холма. Над входом на белом камне были вырублены слова: «Недействительное не есть нереальное».
Норго и Честер пересекли зеленую лужайку и вошли в просторный холл, где на фоне белых стен ослепительно яркими красками выделялось мозаичное панно.
— А вот и Куве, — сказал Норго. Через арочный свод навстречу им шел высокий молодой блондин с квадратной челюстью. Он поздоровался с Норго и изучающе уставился на Честера.
— Так вот он, мой объект изучения, — выдавил он, обходя Честера кругом. — Снимите вашу рубашку, пожалуйста.
— Что, прямо сейчас? Я думал, что у меня будет время распаковаться, принять душ, прогуляться и осмотреть окрестности, затем, возможно, выпить чашечку кофе, познакомиться с другими студентами, обсудить учебную программу, спланировать расписание…
Куве прервал его:
— У вас не будет возможности распивать кофе и бесцельно болтаться. Ваша программа была спланирована заранее, и, если в этом возникнет необходимость, вас с ней познакомят.
Честер медленно стянул рубашку.
— Какая странная школа! Как часто вы мне разрешите бывать в городе?
— Брюки, пожалуйста, — сказал Куве.
— Что, прямо здесь, в прихожей?
Куве с удивлением посмотрел на Честера:
— По-моему, здесь достаточно тепло, не так ли?
— Да, конечно, но…
— Скажите мне, — с интересом спросил Куве, — вам не кажется, что вы в некотором роде уникальны?
— Я совершенно нормален!
Куве тщательно осмотрел Честера:
— Да, вы можете доставить нам интереснейшую информацию, — сказал он с удовлетворением. — Норго ничуть не преувеличивал; почти полная атрофия мускулатуры, нечеткая артикуляция, неразвитые легкие, невыраженная пигментация кожи, неявные признаки маскулинности…
— Очень жаль, если я не совсем то, чего вы ожидали.
— Да нет же, как раз наоборот. Это даже больше, чем мы могли ожидать. И не расстраивайтесь: я разработал подробную программу вашего развития.
— Быстро же вы работаете. Ведь не прошло еще и трех часов, как я дал согласие.
— Да что вы, я начал работать над этим проектом еще месяц назад, когда Норго сказал мне, что вы непременно согласитесь.
Честер проследовал за Куве по широкому коридору в маленькую комнату, стены которой были уставлены до самого потолка шкафами. Куве показал на один из них.
— Здесь вы найдете одежду. Пожалуйста, наденьте ее. Честер натянул шорты, зашнуровал сандалии и встал на ноги:
— Больше ничего? Чувствую себя почти младенцем.
В комнату вошла молодая женщина с прекрасной фигурой в белой юбочке. Она улыбнулась Честеру, вытащила из другого шкафа медицинский саквояж и взяла его руку.
— Меня зовут Мина. Сейчас я подровняю ваши ногти и введу препарат, замедляющий их рост, — оживленно сказала она. — Стойте спокойно.
— А это зачем?
— Излишне длинные волосы и ногти были бы болезненной помехой при выполнении некоторых упражнений, — сказал Куве. — А теперь, Честер, я хочу спросить вас, что такое боль?
— Это… ммм… ощущение, которое возникает, когда телу причиняется вред.
— Вы почти правы, Честер. Боль основывается на страхе, боязни вреда, наносимого телу.
Куве подошел к полке на стене и вернулся с небольшим металлическим предметом, держа его в вытянутой руке.
— Это ручное бреющее устройство, которым когда-то ежедневно пользовались. Этим острым лезвием водили по коже лица, срезая на ней волосы.
— Я рад, что живу в современную эпоху.
— При оптимальных условиях в процессе удаления выросшего за день волосяного покрытия лица с помощью этого инструмента возникал уровень боли в 0,2 агона[4]. При условиях ниже средних уровень быстро повышался до 0,5 агона, что примерно соответствует ощущению, которое возникает при ожоге второй степени.
