Человек, случайно уцелевший в Стрит-Кобхеме, сообщил любопытные подробности о кольцевом потоке этого газа. Он смотрел вниз с церковного шпиля и видел, как дома выступали из черной бездны, точно призраки. Полтора дня просидел он там, несмотря на усталость, голод и зной. Земля под голубым небом, обрамленная отдаленными возвышенностями, казалась покрытой черным бархатом с торчавшими кое-где в лучах солнца красными крышами и зелеными вершинами деревьев; кусты, ворота, амбары и стены домов казались подернутыми черным налетом.
Но так было в Стрит-Кобхеме, где марсиане не рассеяли черный дым и он постепенно оседал на землю. В большинстве же случаев марсиане, уничтожив своих врагов, очищали воздух, направляя на газ струю обыкновенного водяного пара.
Именно так рассеяли они облака газа невдалеке от нас, мы наблюдали это при свете звезд из окна покинутого дома в Верхнем Голлифорде, куда мы вернулись. Мы видели, как лучи прожекторов скользили по Ричмонд-Хиллу и Кингстон-Хиллу. Около одиннадцати часов ночи стекла в окнах задрожали, и мы услыхали раскаты тяжелых осадных орудий. С перерывами стрельба по невидимым марсианам у Хемптона и Диттона продолжалась около четверти часа. Потом белые лучи электрического света погасли и сменились огромным красным заревом.
В это время пролетел четвертый цилиндр — яркий зеленый метеор, упавший в Беши-парк, как я впоследствии узнал. Еще до начала канонады у Ричмонда и Кингстона откуда-то с юго-запада донеслась беспорядочная орудийная стрельба. Вероятно, артиллеристы стреляли наугад, пока черный пар не задушил их.
Действуя методично, как люди, обкуривающие осиное гнездо, марсиане разливали этот удушливый газ по окрестностям Лондона. Концы полумесяца медленно расходились, пока, наконец, атакующие не вытянулись в прямую линию от Генуэлла до Кемба и Мольдена. Всю ночь продвигались вперед их смертоносные трубы. После того, как один из марсиан был сбит со своего треножника у Сент-Джордж-Хилла, они ни разу не дали нашей артиллерии ни малейшей возможности попасть в них. Туда, где пушки стояли под прикрытием, марсиане бросали баллон с черным газом, а там, где батареи находились на открытой местности, действовали тепловым лучом. В полночь деревья, горевшие на склонах Ричмонд-парка, и зарево, пылавшее над Кингстон-Хиллом, освещали облака черного дыма, клубившегося по всей долине Темзы и простиравшегося, насколько хватал глаз. А в дыму расхаживали два марсианина, направляя во все стороны шипящие струи пара.
Марсиане в эту ночь почему-то берегли тепловой луч. Быть может, запас материала для изготовления этого луча был у них ограничен, а быть может — они не хотели опустошать страну и лишь старались сокрушить и подавить всякое сопротивление. Этой цели они, несомненно, достигли. В ночь с воскресенья на понедельник была сделана последняя организованная попытка остановить их наступление. После этого никто уже не осмеливался бороться с ними. Даже команды торпедных лодок и миноносцев, поднявшихся вверх по Темзе со скорострельными пушками, отказались остаться на реке, взбунтовались и ушли в море. После этой ночи борьба с марсианами свелась лишь к закладке мин и устройству волчьих ям. Но даже эти последние проявления человеческой энергии имели какой-то судорожный, полубезумный характер.
Вы только представьте себе судьбу артиллеристов, стоявших у Ишира и с таким страшным душевным напряжением поджидавших врага в вечернем полумраке! Из них не уцелел никто. Вообразите батарею, приготовившуюся к бою: бдительные и расторопные офицеры, канониры на своих местах у орудий, сложенные по соседству снаряды, ездовые с лошадьми и зарядными ящиками, группы штатских зрителей, старающихся подойти как можно ближе, вечерняя тишина; санитарные повозки и госпитальные палатки с обожженными и ранеными из Уэйбриджа. А затем глухой раскат выстрелов со стороны марсиан и тяжеловесный неуклюжий снаряд, пролетающий над деревьями и разбивающийся на соседнем поле.
Можно также вообразить тревожное внимание, которое привлекали к себе развертывающиеся кольца и извивы черного облака, превращавшего сумерки в непроницаемую ночь. Но вот грозный и непостижимый враг — газ — охватывает свои жертвы. Бегут и падают в панике люди и лошади, слышатся вопли ужаса, орудия брошены; корчащиеся в предсмертных муках тела покрывают землю; конус черного дыма все ширится и ширится. И затем тьма и смерть, и безмолвная масса непроницаемого пара над мертвецами.
Незадолго до рассвета черный дым уже стлался по улицам Ричмонда, и распадающийся государственный организм, сделав последнее предсмертное усилие, объявил населению Лондона о необходимости поспешного бегства.
Трудно представить себе ту бушующую волну страха, которая прокатилась по величайшему городу мира рано утром в понедельник: ручей бегства вырос скоро в поток, бурно запенившийся вокруг железнодорожных станций, превратился в бешеный водоворот у судов на Темзе и устремился по всем улицам к северу и к востоку. К десяти часам полицейские власти, а к полудню и железнодорожные, утратили всякую организованность, распылились и наконец совсем исчезли в этом быстром разжижении социального тела.
В воскресенье служащие всех железнодорожных линий к северу от Темзы и все жители юго-восточной части города были предупреждены об опасности еще до полуночи; в два часа ночи все поезда были уже переполнены, — люди дрались из-за стоячих мест в вагонах. К трем часам поток беженцев залил даже Бишопсгетстрит. В двухстах метрах от вокзала, на Ливерпульстрит, раздавались револьверные выстрелы, шла поножовщина, и посланные регулировать движение полицейские, измученные и раздраженные, разбивали своими палками головы тем людям, которых должны были охранять.
Скоро машинисты и кочегары стали отказываться от возвращения в Лондон; охваченные паникой толпы устремились от вокзалов к северу по железнодорожному полотну. В полдень у Барнса видели марсианина. Облако медленно оседающего черного пара ползло над Темзой и над Ламбетской низиной, отрезав путь через мосты. Другое облако ползло по Илингу и окружило вершину Замкового холма, как воды окружают островок; жители там уцелели, но бежать не могли.
После бесплодной попытки попасть на северо-западный поезд у Чок-Фарм, — паровоз у товарной платформы двинулся прямо на орущую толпу, и несколько дюжих молодцов еле сдержали публику, хотевшую размозжить машинисту голову о топку, — мой брат свернул с Чок-Фармрод, перебрался через дорогу, лавируя среди роя мчавшихся экипажей, и на свое счастье поспел одним из первых к разгрому велосипедного магазина. В свалке он слегка поранил себе кисть руки, а передняя шина схваченного им велосипеда лопнула, когда он вытаскивал машину через окно. Тем не менее брат вскочил в седло и поехал. Опрокинутые экипажи не позволяли подняться по крутому склону Гаверстон-Хилла, и он направился по Бельсайз-род, выбрался из охваченного паникой города и, повернув на Эджуерское шоссе, к семи часам утра, голодный и усталый, но опередив толпу, достиг Эджуера. По пути он встречал крестьян, глазевших на него в недоумении. Его обогнало несколько велосипедистов, несколько всадников и два автомобиля. Километра за два от Эджуера сломался обод колеса, и машина окончательно вышла из строя. Он бросил ее у дороги и пешком направился к селению. На главной улице магазины были открыты. Жители толпились на мостовой, выглядывали из дверей и окон и дивились необычайному наплыву беженцев, который в то время еще только начинался. Брату удалось перекусить в гостинице.
