— Нужна я ему…
— А говорили…
— Ты больше слушай, тебе наговорят! Злость Анечки оказалась неподдельной.
В апреле, рассказала Анечка, в библиотеку, которой она заведует, зашел интеллигентный мужчина в добротном пальто, в добротных башмаках и в не менее добротной шляпе. Шляпу, понятно, он снял. Не Лигуша, интеллигентный человек, с порога видно.
Глаза Анечки сумрачно сверкнули.
В библиотеке пусто и холодно. Батареи не греют, людей нет.
Даже неловко. Она перед интеллигентным человеком оказалась в пальто и в шапке, а на ногах полурасстегнутые зимние сапоги. Но он не удивился, знал, в какой стране живем. Чего, дескать? Везде бардак. Аж до британских морей, и все такое прочее! Интеллигентно сказал. И попросил книгу, имя писателя сразу не выговоришь. Виллардуэн! Это она потом заучила. Жоффруаде Виллардуэн! Прямо как мушкетер! Она, понятно, полезла в каталоги и оказалось, что книжка такая есть, но, к сожалению, на французском языке. Человек в шляпе заметно расстроился, он, оказывается, французским плохо владеет. Анечка его утешила, мы уже и «Аргументы и факты» не выписываем Человек в шляпе все понял и представился — Константин. Редкое имя по нынешним временам, ей понравилось. Да и вообще этот человек оказался обходительным. Кроме Виллардуэна, его интересовал ученый Кольдевей. Правда, книга Кольдевея оказалась на немецком языке. В зеленых болотных глазах Кошкиной несколько неуместно сверкнул огонек злой усмешки, потому что Константин, как оказалось, и по-немецки не очень хорошо читал. Но авторов знал, о книгах был наслышан Путал, правда, ударения, но ведь и имена какие! Анечка, например, раньше таких имен не слышала А то, что руку с наколкой Константин прятал, так в детстве все шалят. Он ей прямо сказал: я денег для библиотеки достану. Это что же такое? Библиотека совсем не комплектуется русскими книгами! Что молодежи читать9 Красивый такой, и говорил красиво.
— На этом красавчике трупы висят, — хмуро напомнил Шурик.
— А я знала?
Короче, Анечка подружилась с Константином. Хотела Лигушу позлить. Этот паскудник ведь много чего обещал. Кто ж знал, что Константин этот… ну, Соловей, значит… схватится за обрез? Лигуша всего и сказал-то, сядешь, мол. Кто такого не говорит? А Соловей сразу за обрез. Не знал, дурак, что, как ни стреляй, Лигуша все равно вернется.
— Как это вернется? — не понял Шурик.
— Ну как! Сам знаешь. Я все следователю написала. Пока у Лигуши эта шкатулка, в него хоть из танка стреляй!
— А следователь?
— Дурой назвал.
— У Лигуши действительно есть шкатулка?
— Была, — неохотно подтвердила Анечка. — Небольшая, а весит будто кирпич. Может, из золота. — Она вызывающе облизнула губы. — Соловей культурно мне в душу влез. Приятель, мол, у тебя интересный. — Глаза Анечки злобно вспыхнули. — Только стоимость рога я с него все равно слуплю!
— С Соловья? — не понял Шурик.
— С Лигуши.
— А Соловей бывал у Лигуши?
— Не знаю. Может, пытался. Но без моей помощи. Не нравился Ивану Соловей. Даже в город поехал, увез, наверное, шкатулку. Думаю, и Константин там.
— Почему так думаешь?
— Ну, оставайся он в Т., он бы пришел ко мне! — со злой обидой ответила Анечка.
— Он жадный?
— Кто? Соловей?
— Лигуша.
Анечка снова вспыхнула.
— Лигуша-то прижимист. И еще как! А Константин, хоть и бандит, щедр. Если гуляет, все рядом будут гулять. А Лигуша ржавый гвоздь не пропустит, сунет в карман. Изодранную книгу найдет на свалке, подберет. Хламом у него весь дом забит. Ничего ценного нет, один хлам. И шкатулку куда-то сплавил.
— Ты правда завтра отгул берешь?
— Еще бы!
Шурик погрозил пальцем:
— Смотри, Кошкина! К Лигуше не суйся.
А Кошкина ответила:
— Иди ты!..
Беляматокий.
Шурик с сомнением смотрел вслед Кошкиной.
Что-то не сходилось в словах Лени Врача и Анечки. «Рожден, чтобы быть убитым…» Как это понять? Зачем Соловью понадобилась папка Врача, если, конечно, украл ее он? «Пора к Лигуше! — решил Шурик. — Если он укажет, где мой бумажник, обед закажу на двоих. И все съем!»
Шурик снова шел по Зеленой.
Ярко-желтый ковер ряски под трансформаторной будкой, штакетник с проросшей сквозь щели крапивой и лебедой, наклонившиеся заборы, просевшие деревянные дома, густо оплетенные зарослями малины, кюветы, не чищенные со дня их творения. Как и много лет назад, в сухой желтой пыли, растопорщив крылья, купались рябые куры. Орал петух, слепо уставясь во что-то плавающее перед его полусумасшедшими глазами.
Недостроенная гостиница.
Кишлак на руинах.
Шурик вздрогнул.
— Барон! Барон!
Причитая, прихрамывая, подхватывая на ходу подол длинной серой юбки, обогнала Шурика не старая, но какая-то запущенная женщина. Истошно воя, пронеслась вслед за ней, празднично сверкая яркой раскраской, пожарная машина. Что за суета, черт возьми? Куда все спешат?
Он свернул в переулок и почти сразу оказался на пустыре, поросшем по краю одичавшим крыжовником. По вытоптанной траве пожарники в брезентовых робах деловито раскатывали длинный плоский рукав. Над толпой зевак (в основном — женщины) торчал знакомый Шурику парагваец в голубых штанах и в белой рубахе. В свете дня усы парагвайца несколько поблекли, выглядел он пасмурно. Не сгибаясь, как сеятель, длинной рукой он разбрасывал зевакам красно-синюю книжку.
— Есть только два пути, только два пути… — высоким пропитым голосом невесело вещал он. — Один путь, широкий, сами знаете, ведет в ад… Другой, очень узкий, в небо… Так в книжке написано, сами прочтете… Не ходите путем широким… Подумайте прежде, чем путь избрать… Задумайтесь о душе… У нас, в Асунсьоне, духовные книги бесплатно…
Скорее всего двигало парагвайцем похмелье. Одна из книжек досталась и Шурику. Он, не глядя, сунул ее в карман и спросил соседку:
— Что там?
Она неодобрительно оглянулась:
— Шурф.
— Какой шурф?
— Глубокий.
— Ну и что? — не понял Шурик.
— Как что? — До женщины вдруг дошло, что Шурик ничего не знает.
Мгновенно подобрав губы, вся оживившись, вся сразу придя в движение, вовсе не стараясь заглушить парагвайца, но сразу заглушив его, она зашептала в ухо Шурика страстно:
— Ишь, проповедник! — Она даже плюнула в сторону парагвайца. — Нашел дураков! Кто будет читать? И без книжек ясно: все — грех!
Шурик удивленно раскрыл книжку.
Пламя ада пыхнуло ему в лицо. На черном фоне форзаца жгучее пламя выглядело особенно зловеще По черному, как небо Аида, фону, как страшное напоминание, бежали слова.
Убийство,
эгоизм,
азартные игры,
