Во дворе его со свирепой радостью приветствовали куры.
– Что это вы? – удивился гость. – Как неделю не кормлены…
Он был очень недалек от истины, но не подозревал об этом. Дом был закрыт. Константин Тимофеевич пошарил рукой в старом ученическом портфеле, висевшем на стенке в сенях столько, сколько он себя помнил. Ключ был на месте. В доме уже успел воцариться запах, который называют нежилым.
«В самом деле, нежилой запах – скорее отсутствие запахов жилья. Но куда же их всех унесло?» – соображал он, проходя в комнату Тихона. Тут тоже царило запустение. Письменный стол был покрыт толстым слоем пыли. Самодельный магнитофон на столе, незаконченный генератор для отпугивания комаров, – все в пыли. Портрет Высоцкого на стене. Рядом с портретом – карта мира.
«Это уже что-то новое, – подумал Волков. – Откуда любовь к географии?»
Карта была усеяна кружками и цифрами, которые могли означать даты. Две из них были на Северном, две на Южном полюсе. Самая ранняя дата – 7.08.
«Что же у нас было седьмого? – механически отметил Волков. – А-а… Агафон коротнул сеть».
Особенно много дат стояло вокруг точки на карте с надписью от руки: «О-в Верблюд». Цифры наползали одна на другую. Последняя дата была той самой, когда Тихон с друзьями приезжали в институт.
«Швамбрания», – пробормотал Волков и вышел из дома.
– Эй! хозяева! – облокотись на забор дома Русаковых, Константин Тимофеевич смотрел на цепного пса Вулкана, исходившего сдержанной радостью.
Гремя цепью Вулкан умчался в глубь двора. Деловито обнюхал стойки шасси ярко-оранжевого автожира, косясь на гостя.
– Странно… – отметил Волков. – Так много значил для ребят этот аппарат и вдруг под дождем…
Вулкан вприпрыжку вернулся к забору. Нервно зевнул и сделал стойку.
– Вулкан, ты меня не цапнешь?
Всем своим восторженным видом пес показал, что на такое он не способен.
Отбиваясь от наседавшего Вулкана, Константин Тимофеевич прошел в глубь двора. В огороде был виден блеклый старушечий платок.
– Агриппина Васильевна! А, Агриппина Васильевна!
Агриппина Васильевна, и так-то не отличавшаяся особой остротой слуха, была занята делом, а потому вообще ничего не слышала. Дело состояло в том, что, держа за ручку штыковую лопату, она широко размахивалась и лупцевала странный овощ.
Вглядевшись, Константин Тимофеевич напрягся. Овощ представлял из себя зеленый помидор диаметром около полуметра. Помидор этот был так реален в своей брызжущей соком упругости, что удивляться не хотелось.
Подойдя поближе, Константин Тимофеевич понял, что овощ был не помидор. Это была балаболка. Есть такие, на картошке растут. В детстве Волков очень любил насадить такую на прутик и… вжик! Эту тоже можно было вжик… Если вместо прутика взять оглоблю.
Хозяйка наконец заметила гостя.
– А-а-а… Костя! Когда приехал? Ваших – ить нет? Дома-то был?.. На свадьбе твои.
Константин Тимофеевич не сводил взгляда с балаболки.
– Пашка все, – махнула рукой старуха. – Опыты проводит, стервец.
– Кстати, где они, Агриппина Васильевна?
– А хто ж их знаить? С того дни черти носют гдей-то. Он, да Тихон ваш, да сын учителки Левка.
– С того дня, говорите?
– Ну да… С того… Може, кваску с дороги выпьешь? Пойдем у хату…
Она подтянула узел платка под подбородок и зашагала, переваливаясь, к дому.
– Я на масленку эту ихнюю грешу, – продолжала Агриппина Васильевна. – С ней оне последнее время все занимались. Всю ночь проваландаются, а утром опять не добудишься, куда послать.
– Что за масленка? – рассеянно спросил Константин Тимофеевич, глядя на большой лист очень грубого картона, приваленный к крыльцу. Картон был настолько груб, что из него торчали щепки. Через весь лист тянулась надпись, сделанная огромными синими буквами… МОР КАНАЛ.
– Хто ж ее знаить… Може, нашли, може, сами изделали. Тут она стояла у их, – махнула Агриппина Васильевна в сторону сарая. – Ще косяк споганили, черти… Не проходила у ворота.
Старуха открыла дверь и оттуда, чуть не сбив хозяйку с ног, вылетело рыжее чудище. Не то кот, не то собака.
– А, п-пятнай т-тя в нос! – напутствовала хозяйка диковинного зверя. – Лучше б на поросенка тот витамин извели… – сказала она и шагнула в сени. Оттуда послышалось бряцанье банок и ее ворчание. Константин Тимофеевич сел на ступени крыльца.
Рыжий котище величиной со взрослого дога, резвясь, прыгнул на забор – и забор повело. Посыпалась труха, затрещали доски.
Испуганный Вулкан, подвывая, забрался в конуру.
На крыльце появилась Агриппина Васильевна, неся большой ковш кваса и стеклянную масленку.
– О цэ… – протянула она масленку и указала на выступающее основание. – Только вот тут потолще. И вот этой нету, – старуха потрогала шишечку на куполе. – Большая только.
– И где же она?
– Та я ж говорю: нету! Ни масленки этой, ни их.
– А витамин, вы говорите… Что за витамин такой? Для поросенка…
– Та то б для поросенка! А то ж на кота извели! Куда же это годится? Он маленький ить. Третий месяц. А куда ж ему расти? Господи прости… – быстро перекрестилась Агриппина Васильевна. – С соседей конфуз, опять-таки…
Константин Тимофеевич пил квас и кивал головой.
– Бэ, – говорит, – триста шесть – витамин. Я уж у фершела спрашивала для поросенка. А он говорит, не витамин такой, а лак для пола.
Константин Тимофеевич поставил ковш на крыльцо.
– Где стояла масленка эта?
– Та я ж говорю: в сарае… – заторопилась Агриппина Васильевна. Ей не терпелось пролить свет на таинственные явления, окружающие ее в последнее время.
В сарае было сумрачно. Когда глаза привыкли к темноте, Константин Тимофеевич увидел верстак, заваленный инструментом, мотки провода на стенах. Возле верстака стоял станок, сооруженный ребятишками. В основу станка была положена старая «эмтээсовская» дрель. У противоположной стены на ребре стоял большой металлический диск.
У Константина Тимофеевича екнуло сердце. По краям диска видны были колосья. В центре стояла полуметровая единица, а ниже было выбито: «копейка».
Волков поискал глазами, куда можно сесть. Надо было попытаться понять, что означает этот, охвативший все кругом гигантизм.
Взгляд его упал на стоящие вдоль стен модели. С поразительной точностью кем-то были воспроизведены: паровоз, бульдозер и около десятка грузовых автомобилей. Наклонившись, Волков попытался поднять паровоз. Но тендер, за который он взялся, оказался несоизмеримо тонок в сравнении с весом модели. Металл прогнулся под пальцами Константина Тимофеевича, оставляя на руках жирный слой копоти. Опустившись на колени, Волков понюхал паровозную трубу. Сомнений быть не могло: модель топили углем. Трактор источал запах солярки. В кабине его Волков разглядел рычаги с отполированными рукоятками. Единственная гусеница трактора была сильно изношена. Второй вообще не было на месте. Часть катков была демонтирована. Еще не вполне веря себе, Константин Тимофеевич осмотрел, ощупал и обнюхал модели автомобилей.
