Хардин мягко рассмеялся.
Вересов продолжал, улыбнувшись:
— Конечно, он ожидает отказа и это будет прекрасным предлогом в его глазах для немедленного нападения.
— Я понимаю это, Вересов. Ну что ж, у нас в запасе есть есть еще шесть месяцев, так что сделайте с крейсером все, что нужно и подарите ему с нашими наилучшими пожеланиями, переименуйте его в «Венис» как знак нашей любви привязанности.
Он вновь рассмеялся.
И вновь Вересов ответил ему едва заметной улыбкой.
— Я понимаю, что это логично, Хардин, но я все же волнуюсь.
— О чем?
— Этот корабль… Они умели таки строить в те дни. Его грузоподъемность больше, чем у половины всего флота Анакреона. На нем стоят атомные пушки, которые в состоянии уничтожить планету. Слишком уж он хорош, Хардин…
— Наивно, Вересов, наивно. И вы, и я, оба знаем, что даже тем оружием, которое он сейчас имеет, Венис может спокойно захватить Терминус задолго до того, как мы приведем в порядок этот крейсер для собственных нужд. Какое же это тогда может иметь значение, если мы дадим ему еще один крейсер? Вы же знаете, что до настоящей войны дело не дойдет.
— Думаю, да.
Посол поднял свой взгляд.
— Но, Хардин…
— Да? Что вы остановились? Продолжайте.
— Послушайте, это не мое дело, но я читал сегодня газету.
Он положил газету на стол и ткнул пальцем в передовицу.
— Группа членов Совета создает новую политическую партию.
— Это я прочел.
Вересов заколебался.
— Я знаю, что вы лучше разбираетесь во внутренних делах, чем я, но, по-моему, на вас нападают по всему фронту, разве что не применяя насилия. Насколько они сильны?
— Очень. Возможно они будут контролировать Совет после следующих выборов.
— Но не раньше?
Вересов искоса взглянул на мэра.
— Есть способы и помимо выборов.
— Вы что, принимаете меня за Вениса?
— Нет. Но починка крейсера займет несколько месяцев и нападение последует сразу же. Это несомненно. То, что мы уступим будет воспринято, как проявление слабости, а имперский крейсер чуть ли не вдвое увеличит силы флота Вениса. Он нападет на вас. Это так же точно, как я первосвященник. зачем рисковать? Сделайте либо одно, либо другое. Или объясните ваш план компании Совета, или заставьте Анакреон объясниться сейчас.
Хардин нахмурился.
— Заставить? Прежде, чем наступит кризис? Это единственное, чего я не должен делать. Существует Хари Сэлдон и такая вещь, как его план.
— Так вы абсолютно уверены, что такой план существует?
— Вряд ли могут возникнуть какие-нибудь сомнения, — последовал твердый ответ. — Я присутствовал на открытии сейфа и Сэлдон ясно дал нам это понять.
— Я не это имею в виду, Хардин. Я просто не понимаю, как можно предвидеть и расписать историю человечества на тысячу лет вперед. Может Сэлдон переоценил себя?
Он поежился от иронической улыбки Хардина и добавил:
— Конечно, я не психолог.
— Вот именно. Никто из нас не психолог. Но я получил некоторые элементарные познания в молодости, вполне достаточные, чтобы понять возможности этой науки, хотя сам и не в состоянии ничего рассчитать. Нет никакого сомнения в том, что Сэлдон сделал именно то, что утверждает. Основание, как он говорит, было создано как научное утверждение, посредством которого наука и культура умирающей Империи будут сохранены веками начинающегося варварства и, в конце концов, доживут до Второй Империи.
Вересов с сомнением кивнул головой.
— Каждый знает, что именно так и должно все произойти. Но можем ли мы рисковать настоящим из-за какого-то туманного будущего?
— Мы должны, потому что это будущее отнюдь не туманное. Оно было просчитано и записано Сэлдоном. Каждый последующий кризис в нашей истории отмечен, и успешный выход из этого кризиса зависит от того, насколько правильно мы решили предыдущий. Мы переживаем сейчас только второй кризис, и мне даже страшно подумать, какой может быть результат при малейших отклонениях.
— Это ничем не подтвержденные рассуждения.
— Нет! Во время выступления Хари Сэлдона, когда открыли сейф, он сказал, что в каждый кризис наша свобода действия будет ограничена до такой степени, что мы сможем найти из создавшегося положения только один выход.
— Чтобы мы не наделали глупостей и не свернули в сторону?
— Совершенно верно. Путь должен быть только один. Но, соответственно, пока у нас существует выбор как поступать, это значит, что кризиса еще нет. Мы должны тянуть так долго, как только можем, и, великий космос, именно это я и собираюсь делать!
Вересов не ответил. Он задумчиво пожевал губу. Прошло не больше года с тех пор, как Хардин обсуждал с ним одну проблему — по-настоящему важную проблему: что противопоставить враждебным приготовлениям Анакреона. Да и то только потому, что Вересов настоял на обсуждении.
Казалось, Хардин слышал все его мысли.
— Лучше бы я вам об этом ничего не говорил, — сказал он.
— Почему? — с изумлением вскрикнул Вересов.
— Потому что теперь уже шестеро людей знают об этом: вы, я, трое других послов и Иоганн Ли, а я очень боюсь, что идея Сэлдона заключалась в том, чтобы никто ничего не знал.
— Почему?
— Потому что даже развитая психология Сэлдона была ограниченной. Она не могла оперировать со слишком большим числом независимых переменных. Он не мог рассчитать отдельных личностей, так как и вы можете применить кинетическую теорию газов к отдельным молекулам. Он работал с толпами, с населением нескольких планет, а только слепые толпы, не обладающие знанием своих будущих действий и конечного результата подчиняются его уравнениям.
— Это не просто.
— Но это так. Я не знаю психологию в такой степени, чтобы объяснить вам научно. Но вы это знаете. На Терминусе вообще нет ученых психологов, так же и математических книг по этому вопросу. Совершенно очевидно, что Сэлдон не желал, чтобы кто-нибудь на Терминусе обладал умением рассчитывать будущее. Он хотел, чтобы мы шли к цели слепо, а, следовательно, и верно, согласно законам психологии толпы. Но я однажды уже вам говорил, я понятия не имел, что случится после того, как мы выдворим от себя анакреонцев. Я просто хотел установить равновесие сил, не более того. Только значительно позже мне показалось, что я понимаю куда влекут нас события, но я сделал все возможное, чтобы действовать, не исходя из этого знания. Если бы в результате своего предвидения я вмешался бы в события, боюсь, с планом Сэлдона все было бы кончено.
Вересов задумчиво кивнул головой.
— Мне не привыкать к таким сложным рассуждениям, я наслушался всякого в храмах на Анакреоне. А как вы думаете узнать тот момент, когда наступит пора действовать?
