Корабль дрожал от напряжения, но расстояние между ним и стаей как будто не сокращалось.
Лесли искоса взглянул на Стэнли. Губы его шевелились.
«Может быть, молится?» — подумал офицер. Но неожиданно услышал:
— Будь проклят тот день и час, когда я надел военную форму, превратившую меня в зверя, — говорил капитан. — Я во второй раз убил своего сына…
Ночь стремительно опускалась на море. Расстояние между животными и кораблем медленно сокращалось. Оранжевый солнечный диск тонул в океане. Минута, другая, третья. Золотистые лучи в последний раз обняли мальчишескую головку, лежащую на гибкой дельфиньей спине, и ночь упала на море.
Стэнли, не отрываясь, вглядывался в чернильную темноту, но ни ребенка, ни стаи не было видно…
12
Тишину рубки решился нарушить штурман, выделявшийся из всего экипажа своим педантизмом.
— Извините, капитан, вы не задали курс.
Стэнли с трудом оторвал бинокль от лица и повернулся к говорившему.
Лесли поразила перемена, происшедшая с командиром за этот час. Гладкое до сих пор лицо его было покрыто морщинами, а голубые глаза потеряли свой блеск.
— Курс? Домой.
— Капитан, — шагнул вперед доктор Бидли, — я разделяю ваше горе, но вы забыли, что выполняете правительственное задание.
— Задание? — тихо повторил Стэнли. И вдруг привычный бас командира заставил всех выпрямиться. — Помощник, отдайте распоряжение выпустить дельфинов. Радист, соедините меня со столичным пресс-центром. Я не хочу больше участвовать в этом преступлении.
— Да как вы смеете? — завизжал доктор. — Сумасшедший! Властью, данной мне правительством, я отстраняю вас от командования судном. Вы арестованы, — выхватил он из кармана пиджака маленький пистолет.
Лесли удовлетворенно крякнул, широко размахнулся и с удовольствием ударил в челюсть доктора Бидли. Тот выронил оружие и опрокинулся навзничь.
— Пресс-центр? — зарокотал в эфире капитанский голос. — Говорит адмирал Джон Стэнли-пятый. Я хочу сделать заявление.
…Легкий туман пробежал перед глазами, в ушах зазвучала ласковая мелодия, и гипногог отключился.
Звездолетчики увидели перед собой обзорный экран, в центре которого весело помаргивал голубой шар. Земля.
— Так отец потерял меня второй раз, — голос Рифа звенел от волнения. — Опять встретились мы с ним только через пять лет, когда Ли расшифровал язык дельфинов. За это время в стране произошли важные события. Пал кабинет министров. Страна подписала Всемирную Хартию о разоружении…
Я в это время учился. Мне понадобилось несколько лет, чтобы заново стать человеком, — командир помолчал. — Потом был объединенный космофлот. Высшая школа астронавтики. Я успел ко второму выпуску… Теперь вернусь туда преподавателем.
На пульте управления вспыхнула зеленая панель.
— Есть причаливание, — бесцветным голосом доложил автомат.
— Вот мы и дома, — Риф Стэнли встал. Голубое небо заглядывало в иллюминаторы и отражалось в ясных блестящих глазах космонавта.
Самолеты улетели.
Разбитый прямым попаданием первой же бомбы деревянный вокзал сгорел еще до окончания бомбежки. Взлохмаченное рыжее пламя перебросилось на высушенный июньским зноем небольшой станционный поселок. Люди не успели опомниться, а по свежему пепелищу горячий ветер уже гонял тонкие струйки дыма.
В наступившей тишине со стороны большака послышался гул автомобильных моторов.
— Пожарные!
— Поздно, — махнул рукой железнодорожник в обгоревшем кителе. — Что тушить?..
Из знойного марева, смешанного с дымом, вынырнули две машины. Один грузовик был с длинным прицепом. Он проехал вперед и, скрипнув тормозами, остановился на краю привокзальной площади. Вдоль бортов, у тщательно прикрытого брезентом странного громоздкого — с какими-то крыльями — груза стояли бойцы с винтовками, торчали стволы ручных пулеметов. Из кабины грузовика вышел командир в синей летной форме.
— Старший есть? — громко спросил он.
— Так точно, — железнодорожник шагнул вперед и поправил козырек фуражки. — Я начальник станции.
— Полковник Иволгин, — офицер устало бросил руку к виску. — Раненых много?
— Пятеро. — За начальника станции ответила подошедшая женщина в закопченном белом халате. — И еще восьмерых, — она судорожно дернула головой, сглотнула комок, — мы положили в сквере около вокзала. А сколько не успели выскочить из хат… — женщина безнадежно махнула рукой.
— Та-ак! — Полковник сумрачно огляделся вокруг. — Когда ближайший поезд на Москву?
— Не знаю. Вы же видите, все сгорело, связи нет. — Железнодорожник помолчал, потом чуть слышно спросил: — Что это? Война?!
— Да, — коротко и жестко бросил летчик.
— С немцами?
— Да. Пойдем посмотрим, что с путями. Поезда непременно пойдут, мы должны уехать сегодня, немедленно.
На привокзальную площадь сходились люди. Они группами собирались в сторонке, не решаясь подойти ближе, и только издали смотрели на машины. Но слова полковника они услышали. Тонко вскрикнула какая-то женщина, другая, рядом с ней, зарыдала в голос, что-то приговаривая. Пробиваясь сквозь толпу, Иволгин слышал:
— Немцы, господи… Опять!
— Мало мы им в восемнадцатом накостыляли!
— Гитлер — сволочь известная, ему б только крови напиться!
— Но на нас, гад, зубы сломает!
— В район надо идти, в военкомат…
Иволгин постоял на перроне, прошел до выходной стрелки и назад. Начальник станции неотступно следовал за ним.
— Во сколько должен прийти поезд? По мирному расписанию?
— Утреннего не было, товарищ полковник. Следующий — в тринадцать двадцать, но связи нет, поэтому точно сказать трудно.
— Мобилизуйте людей, пусть восстановят хотя бы один путь. А со связью… — Он повернулся к грузовикам и громко крикнул:
— Механик!
Быстрым шагом к ним подошел высокий человек, единственный среди приехавших одетый в штатское — простые серые брюки и кожаную куртку.
— Направь двух бойцов, пусть проверят линию. Нужна связь. И еще, — Иволгин помедлил, потом сказал решительно: — Оставь за себя старшину, сам сходи в поселок. Предупреди всех: женщины и дети эвакуируются. С ними раненые. Первым же поездом.
Начальник станции быстро собрал ремонтников. Не прошло и получаса, как на путях закипела работа. К площади стали подходить притихшие женщины с ребятишками.
Иволгин еще раз прошелся по перрону, несколько раз внимательно осмотрел затянутый маревом небосвод. В ожидании связи он сел на вросшую в землю чугунную скамейку, снял фуражку, положил рядом. Усталые глаза смыкались. Резко пахло свежим пепелищем. Это напомнило летчику день, когда он проиграл бой в далекой теперь Испании.
