— Ах да! Конечно… — Он со вздохом поднялся из-за столика. — Кстати… если мы поторопимся, мы как раз поспеем к двухчасовой войне. Увидимся, Чолли.
Последняя фраза прозвучала скорее как угроза, нежели как обещание.
Дар поднял стакан дрожащей рукой и выпил залпом почти все содержимое.
— Честно тебе говорю: я не знаю, сколько я еще продержусь.
— Да чего ты так нервничаешь? — пожал плечами Чолли, взял стакан и поставил на его место полный. — Он тебя ни за что не узнает.
— Да не в этом дело! Я уже на ногах не стою — всюду его таскаю. А ему все мало! — Дар взял стакан и поразился тому, что он полон. — Я вроде только что выпил…
— А он тебе только что другой подсунул, полный, — пояснила Сэм и покачала головой. — Да… видок у тебя, прямо скажем, не ахти…
— Да что такое с тобой? — удивленно проговорил Чолли. — У нас тут планета полная чудес, и ты не можешь организовать ему недельный экскурсионный тур? Ну, ты даешь! Что ты ему уже успел продемонстрировать?
— Сейчас расскажу… — Дар начал загибать пальцы. — Стену показал городскую — все тридцать миль. Двухчасовую войну. Потом — вольмарскую деревню. Потом — восьмичасовую войну. Потом у него был разговор с Шакларом. Потом — опять он смотрел двухчасовую войну. Потом я его водил в солдатский центр отдыха и на продуктовый рынок. Потом — в офицерские казармы и на вещевой рынок. Потом он смотрел восьмичасовую войну. После нее опять разговаривал с Шакларом. А после разговора смотрел двухчасовую войну. Потом я его таскал с собой на торговую встречу с вольмарцами. Потом на переговоры о бартерной торговле…
— В школу для взрослых небось… — пробормотал Чолли.
— Ага, и туда тоже… Еще — в вольмарские мастерские. Потом опять на восьмичасовую войну. Потом он снова потопал к Шаклару. А потом опять поперся смотреть двухчасовую войнушку. Любит войны, скотина.
— Я так и поняла, — отметила Сэм.
— Ты ему еще плац для парадов не показал. И тюрьму.
Дар покачал головой:
— Ну, это не так весело…
— Тогда своди его в малый театр. Или в концертный зал.
— Это совсем скучно.
— Откуда ты знаешь? А вдруг он любит любительские постановки? И потом, есть еще радиостудия, телестудия, бараки…
— Просто страсть какие интересные местечки! — хмыкнул Дар.
Чолли пожал плечами.
— Ну… тебя же никто не просил его развлекать. Тебе велено только сопровождать его. Тебе же не хочется, чтобы у него сложилось неверное впечатление о нас, правда?
— Нет, — решительно заявил Дар. — Чего-чего, а вот этого мне бы совсем не хотелось.
Чолли со вздохом выпрямился.
— Ну, тогда… тебе остается только самого себя винить в том, что он кажется тебе таким уж занудой.
— Вот это, между прочим, самое странное… — задумчиво приподнял бровь Дар. — Не такой уж зануда.
— Да нет, он зануда, конечно. И ты бы стал занудой, если бы… Погоди, как ты сказал?
— Говорю вам: он вовсе не зануда, — повторил Дар. — И общаться с ним вовсе не трудно. С каждым днем он становится все симпатичнее. А сегодня он и вообще просто душка. Сам диву даюсь: с чего это я с самого начала на него так окрысился?
— А я диву даюсь другому: какой классный психоаналитик наш генерал! — фыркнул Чолли.
Тут в дальнем углу бара зазвучал сигнал вызова.
Сэм удивленно посмотрела в ту сторону.
— Видеотелефон? Здесь?
— А почему бы и нет? — усмехнулся Дар. — Ты же знаешь, что радиоволны не нужно упаковывать в пластрит?
Чолли подошел к видеотелефону и нажал клавишу «прием».
— Бар Чолли слушает… А, это вы, генерал?.. Кто?.. Вы хотите… Вы не хотите… Вы хотите увидеться с ним лично? Прямо сейчас? Прошу прощения, генерал… А что он натворил? Вот как? Ну, все понятно. Да-да, прямо сейчас и пошлю… И вам также, генерал… Договорились. — Он отключил связь и обернулся к Дару. — Так-так, мальчик мой… Похоже, ты сумел привлечь внимание.
У Дара пересохло во рту.
— Чем я отличился на этот раз?
— Да, похоже, ничем, кроме хорошей работы. Он говорит, что дело не в том, что ты уже успел сделать, а в том, что тебе сделать предстоит, если ты понимаешь, о чем я говорю.
— Ни фига не понимаю.
— Я тоже. Но так сказал генерал, и если ты все еще надеешься, что наш план сработает, думаю, тебе пора подкидываться, да поскорее! Давай-давай, надо ковать железо, пока горячо. Ноги в руки — и бегом!
И Дар пулей вылетел из бара.
* * *
— Я должен выразить вам самую искреннюю признательность, — заявил Билабер. — Зрелище того, какова организация управления этой колонией, принесло мне невыразимую радость. Это стало для меня подлинным откровением.
— Премного благодарен, — несколько смущенно пробормотал Шаклар. — Хотя то, чего мы добились здесь, вряд ли можно сравнить с обращением воды в вино…
— Почему же? Я бы как раз сказал, что это почти такое же чудо! — горячо возразил Билабер и взглянул на Дара с лучистой улыбкой. — Да вы-то, молодой человек, хотя бы отдаете себе отчет в том, что удалось тут сотворить этому человеку? Здесь царит надежда! Оптимизм! Здесь атмосфера равных возможностей! Здесь растущее, прогрессирующее общество!
— А-а-а… Ну-да, я… это примерно так и понимаю, — промямлил Дар, гадая, не упустил ли чего-нибудь. — По мне, так это действительно что-то вроде чуда, если сравнить с тем, какой жуткой каторжной норой было это место, когда я угодил сюда.
— Нет! В сравнении с Террой! С Проксимой Центавра! С любой из центральных планет! Неужели вы не понимаете, какой тут у вас рай?
Дар выпучил глаза.
— Так вам что… нравится такая жизнь?
— Да я бы с радостью променял на такую жизнь ту духовную стерильность, какая сейчас царит на планетах центра Галактики! Там сплошная стратификация, молодой человек, поголовная стратификация! Вы знаете, что это означает?
— А-а-а… Гм-м-м… — Дар покопался в воспоминаниях и припомнил разговор с Чолли шесть лет назад — о природе тирании. — Кажется, знаю. Это означает, что ты либо подданный, либо правитель, и изменить это никоим образом нельзя.
Билабер, похоже, не на шутку удивился таким познаниям, но согласно кивнул:
— Очень верно изложено, очень верно! — Он обернулся к Шаклару. — Правда ведь, это просто поразительно! Когда порой простота изложения передает самую суть определения? Но вы совершенно правы, молодой человек, совершенно правы! Стратификация действительно означает, что никто не способен изменить свое место в обществе, прыгнуть, так сказать, выше себя. Поэтому подавляющее большинство людей проводит свою жизнь в скучной, монотонной, повторяющейся изо дня в день офисной работе и имеет в награду только трехмерное телевидение, эйфорики да шоу в кабаре.
