Ознакомительная версия.
Джемаз перевернул страницу: «Вот раздел, озаглавленный Ютером как «Заметки для монографии»: «Шренки — поразительная, внушающая ужас и почтение каста. Каста или культ? Осознание судьбы приходит к ребенку в виде повторяющегося сна. Он худеет, бледнеет, не находит себе места, после чего рано или поздно уходит в степь, покинув родной фургон. Через некоторое время он совершает первое неспровоцированное нападение или оскорбление; затем этот отпрыск мирных бродяг замыкается в себе и становится в глазах соплеменников стихийным бедствием, бичом, наказующим врожденные подлость и развращенность окружающих. Шренков немного: по всей Пальге их, наверное, человек сто — никак не больше двухсот. Можно понять, как глубоко все их существо проникнуто омерзительными нечистотами, сочащимися из клоаки бытия»».
Джерд Джемаз немного помолчал. Никто не сказал ни слова.
Джемаз снова перевернул страницу: «Осталось немного. Здесь Ютер пишет: «Его зовут Полиамед. Я надул его, воспользовавшись трюком Кургеча, и он признал, что видел лагерь для дрессировки эрджинов. «Так проведи меня туда!» Он не решается. Я закручиваю призму, и мой голос звучит в его мозгу: громовой глас небесный. «Проведи меня туда!» — требует божество с глазами, слепящими, как солнца. Полиамед смиряется с неизбежностью, хотя ему известно, что он повергнет в хаос миллионы судеб, превратив их в необратимое месиво. «Где? Как далеко?» — спрашиваю я. «Там — не близко», — отвечает он. Что ж, увидим»».
Джемаз открыл еще одну страницу: «Дальше столбец каких-то чисел — я не смог в них разобраться. Вот, пожалуй, и все. Дальше пусто — кроме заметок на последней странице. Сначала два слова: «Чудесно! Великолепно!» Потом один параграф: «Из всех горьких радостей жизни эта — горчайшая и сладчайшая. Как медленно бьют куранты веков! Какая скорбь в их перезвоне, какое торжество вечно опаздывающей справедливости!»»
Джерд Джемаз захлопнул записную книжку и бросил ее на стол: «Вот таким образом. Ютер вернулся на «Стюрдеванте» — согласно показаниям автопилота, прямо в Рассветную усадьбу, нигде не останавливаясь. Через два дня он разбился в каменной пустыне Драмальфо».
Эльво Глиссам спросил: «Что заставило его отправиться в Пальгу? Он торговал с ветроходами?»
«Как ни странно, — отозвался Кельсе, — он руководствовался побуждениями, столь дорогими вашему сердцу. Прошлой весной он ездил в Оланж и заметил эрджинов тетки Вальтрины. Никто не мог ему объяснить, как их дрессируют, в связи с чем отец решил навестить Пальгу и разобраться, что к чему».
«И он разобрался? В чем заключается юмор ситуации, вызвавшей у него такое веселье?»
Кельсе пожал плечами: «Этого мы не знаем».
«Надо полагать, Пальга — любопытное место».
«Про ветроходов рассказывают странные истории, — задумчиво сказала Шайна. — Добрая половина из них, конечно, не заслуживает ни малейшего доверия. Когда фургоны встречаются в степи, семьи обмениваются младенцами — на том основании, что ребенок, воспитанный собственными родителями, вырастает слишком избалованным».
Кельсе встрепенулся: «Помнишь старую кормилицу, Джамию? Она рассказывала на ночь такие жуткие сказки про шренков, что мы заснуть не могли от страха».
«Джамию? Прекрасно помню! — откликнулась Шайна. — Она говорила, что у ветроходов есть обычай вешать трупы умерших на деревья, чтобы их не съели одичавшие псы. Идешь в лесу, а с каждого дерева ухмыляется скелет».
«Ветроходы не только трупы вздергивают на деревья, — вставил Джемаз. — Больных стариков тоже. Чтобы не возвращаться лишний раз в рощу, их привязывают живьем».
«Очаровательный народ! — заметил Глиссам. — Так что вы собираетесь делать?»
«Полечу на станцию № 2 и разузнаю, куда ездил Ютер Мэддок — так или иначе».
Кельсе покачал головой: «След простыл — ты не найдешь дорогу».
«Я не найду — найдет Кургеч».
«Кургеч?»
«Он хочет ехать со мной. Кургеч никогда не был в Пальге и не прочь взглянуть на парусные фургоны».
Эльво Глиссам порывисто приподнялся: «Я тоже хотел бы поехать с вами — если могу оказаться чем-то полезным».
Шайна не раскрывала рта: протестовать, ссылаясь на трудности и опасности пути, было невозможно, не оскорбив Глиссама в лучших чувствах. Упоминать о том, что Эльво успел осушить несколько бокалов крепкого янтарного вина, тоже было бы исключительно невежливо.
Лицо Джерда Джемаза чуть подернулось — так, что заметила это движение, наверное, только Шайна. Ее вечно тлеющая неприязнь к Джемазу вспыхнула с новой силой, но она опять сдержалась и ничего не сказала. Джемаз вежливо ответил: «Ваше предложение можно только приветствовать — но учитывайте, что поездка займет не меньше недели, а то и дольше, причем в пути может возникнуть множество неудобств».
Эльво Глиссам смеялся: «Путешествие в Пальгу не может быть опаснее и труднее нашего хождения по мукам из Драмальфо в Рассветное поместье!»
«Надеюсь, что нет».
«Что ж, я в хорошей форме, и предмет вашего расследования имеет самое непосредственное отношение к моим интересам».
Кельсе заметил назидательно-трезвым тоном, не позволявшим открыто подозревать его в издевательстве, но вызывавшим у Шайны бешеную ярость: «Эльво желает увидеть своими глазами процесс порабощения эрджинов».
Глиссам ухмыльнулся, ничуть не смутившись: «Именно так».
Не проявляя энтузиазма, Джерд Джемаз поинтересовался: «Насколько я понимаю, Кельсе не откажется одолжить вам пару сапог и несколько мелочей, полезных в походной обстановке?»
«Никаких проблем», — отозвался Кельсе.
«Что ж, отправимся завтра утром — если к тому времени найдется Кургеч».
Шайна чуть было не поддалась бесшабашному порыву присоединиться к экспедиции, но с сожалением отказалась от этой мысли. Не могла же она упорхнуть в Пальгу и оставить Кельсе одного! Это было бы несправедливо.
Аэромобиль плыл по воздуху на север над пологими холмами, широкими долинами, излучинами рек, лесами гадруна, пламенного дерева и мангониля; временами над лесным пологом высился гигантский силуэт алуанского джинкго. Глиссаму казалось, что он видит причудливый сон — он уже сомневался в целесообразности отваги, охватившей его после вчерашнего ужина. Он даже обернулся туда, где скрылась за горизонтом Рассветная усадьба... «Ничего подобного! — твердо сказал он самому себе. — Я присоединился к экспедиции по вполне основательной причине. Необходимо добыть существенную фактическую информацию о порабощении эрджинов — в этом состоит мой нравственный долг». Другую, подспудную причину он формулировать остерегался: Эльво Глиссам не мог ни в чем уступать Джерду Джемазу. Ни в коем случае.
Ознакомительная версия.
