Еще я много улыбался, а потом играл на лакированном школьном пианино "Let it be..." вызывая слезы на глаза у самых чувствительных девушек.
Мне жали руку родители, желали счастья, успехов в жизни. Этот вечер запомнился мне сплошной чередой улыбающихся лиц. И ощущением собственного величия.
Зачем я так подробно рассказываю об этом? Просто мне кажется, что, зная истоки, будет легче понять мотивы моего поступка. Я очень на это надеюсь.
После школы я пошел в институт. Естественно МГУ - ниже было бы просто не солидно! Насколько я помню, там было все то же самое - доска почета, похвальбы, успешная учеба (специализация вновь языки, именно тогда я начал изучать японскую поэзию), даже публикация в местной газете и пророчество в виде красного диплома, начиная чуть ли не с первого курса. В восемнадцать лет я сдал на права (лучший в автошколе!) и папа купил мне машину "волгу" белого цвета, на которой я стал ездить в институт.
Где-то за два квартала от здания на Воробьевых горах находилось одно из местных ПТУ - угрюмое закопченное здание из красного кирпича. Там рядом был светофор и всегда возникала небольшая пробка из терпеливо ожидающих автовладельцев. В загруженные дни стояли минуть по десять. И почти всегда я оказывался напротив входа в училище. Там, на ступеньках обретались птенцы сего кирпичного гнезда - в кепках, кожаных куртках и с неизменными дешевыми сигаретами в уголках рта. Они сидели тесной стайкой, иногда с бутылками "солнцедара" (когда их не могли засечь учителя). Сидели, ржали, пялились на проезжающие машины.
Когда проезжал я, они смеяться переставали и начинали мрачно пялиться исподлобья. Наверное, я слишком хорошо выглядел в своей белой "волге" и модном синем костюме из хорошей ткани. Я тоже смотрел на них и всегда дружелюбно улыбался, отчего они мрачнели еще больше. Мусор человеческий. Знаете, кого они мне всегда напоминали? Я как-то раз в детстве посетил Сухумский обезьянник - так вот, такое же зрелище - кучка орущих, кривляющихся, злобно скалящихся и выпрашивающих подачки существ. Жалкие создания. Эти ПТУшники были ярким подтверждением Дарвиновской теории эволюции, а также того факта, что сия эволюция все еще идет внутри человеческого рода.
Что ж, возможно внимание кому-то и может прискучить, но я ничего подобного не испытывал. Именно тогда я увлекся философией, наукой и изящными искусствами.
Сами по себе они меня мало интересовали - я человек не очень пытливый, но, читая эти толстые пыльные тома, содержащие тяжкую вязь мудрости человеческой, я всегда преисполнялся гордости. Тоже своего рода особое удовольствие - читать эти книги и осознавать, что только немногие могут прочесть их. Ну, а потом естественно ввернуть какой ни будь термин в разговоре, ну как бы между прочим, и полюбоваться на заторможенную реакцию собеседника. В итоге к завершению третьего курса я уже прослыл весьма знающим человеком и ко мне всегда обращались с вопросами, и просьбой помочь. Я никогда не отказывал - очень приятно быть таким добрым покровителем, и поэтому репутация сноба за мной так и не закрепилась.
Наоборот, прослыл очень отзывчивым и добрым малым, что, безусловно, редкость среди людей богатых и одаренных.
Тогда модно было писать стихи и я тоже увлекся этим - обычное юношеское увлечение. Но так как обычные стихи для меня казались чересчур мелкими (да, и признаться, скучноватыми - в них были какие то мысли, а я всегда гнался за формой) и потому я очень увлекся хайку. Отточенное трехстишье, сочетание звуков, один единственный образ. Совершенство, к которому я всегда стремился! Вот, наверное, это меня больше всего и привлекало. Тяга к совершенству, построению себя, деланию себя лучше, лучше и лучше. Я не знал пределов, но стремился их достигнуть.
Опять же, за лихорадочным поглощением информации у меня совсем не оставалось свободного времени, так что созерцание - важная часть совершенствования осталось для меня в стороне. Может быть, потому то совершенствование и получилось такое однобокое?
Итогом подобного образа жизни явилось то, что при обилии друзей, все меньше и меньше находилось людей, которые могли бы общаться со мной на одном уровне. Я стал очень разборчивым, и плотно общался лишь с теми, кто мог более или менее поддерживать со мной разговор. Я поднимался. Летел ввысь, как воздушный шарик - как памятник самому себе воздвигался над толпой. Не знаю, может быть, когда ни будь и достиг бы потолка, если бы не...
Это я отклоняюсь от темы. В тюрьме я как раз чем-то подобным занимался - созерцал (по большей части стены и сокамерников - безусловно жалких тупиковых ветвей эволюции) и анализировал. Заключение дает время для размышления, но увы, одновременно отдаляет тебя от идеала. Исчезает куда то та буйная энергия, что несла тебя вверх, что делала тебя гением. Впрочем, я и это перенес. Со мной была моя любовь.
Да, о ней. Естественно женщины любили меня. В их представлении я был идеальным мужчиной - правильным настолько, что на фоне окружающих казался чуть ли не небожителем - достаточной богатый, видный собой, с отличными манерами блестящим мышлением и видными перспективами в будущем. Кроме того душа компании, достаточно вежливый и тактичный, без вредных привычек и употребляющий вместо портвейна хорошие натуральные вина. Я им, наверное, казался настоящим принцем - из тех, что приезжают на белом коне ко всем безнадежным замарашкам, дабы непонятно за какие достоинства увести их в страну розовых грез.
Соответственно, пока мои одноклассники учились привлекать внимание девушек, я учился их отшивать. Нет, не подумайте, просто мне дали очень хорошее воспитание так, что я и подумать не мог о каких то там ранних связях. Моя мама, в ответ на очередной мой вопрос на сию животрепещущую тему, чуть улыбнулась (с затаенной гордостью за меня) и сказала, что лучше не торопиться. Вот я и не торопился, тем более что на свете была такая вещь как карьера - завлекательная штука, почище любых романов.
А с годами получилась еще более забавная ситуация. Я осознал себя, и уже в двадцатилетнем возрасте страдал разборчивостью, граничащей с брезгливостью.
Подобно случаю с друзьями, я тоже оказался озабочен поисками женщины, которая бы мне соответствовала. Это самое главное! Вокруг меня было множество женщин, но они все казались мне достаточно ограниченными - даже не вспоминая о том, что большинство их них были далеко не фотомоделями внешне, ни одна из этих говорливых студенток не могла потягаться со мной в знаниях. Они были недостаточно идеальны, вот что я вам скажу! А я уже твердо знал, что могу жениться лишь на женщине, которая будет ненамного хуже меня. Такую, рядом с которой мне не было бы стыдно появиться в самом высшем свете. Такую, чтобы не сильно блекла на моем фоне.
