Обо всем этом Джоа успела поведать Давиду накануне вечером, в маленьком отеле в Канкуне, и на следующий день, во время перелетов — сначала из центрального города майяской ривьеры в столицу страны, а потом в Гвадалахару, откуда они продолжили свое путешествие в затерянный мир на арендованном внедорожнике. Обо всем этом и об истории любви своих родителей.
— Дочери бури все родились в отдаленных местах, — нарушил тишину предзакатного дня Давид.
— Может, это был способ уберечь их?
— Они особенные, я уже говорил тебе. Большинство проявили себя как творческие натуры и получили признание.
— А почему они не пошли в науку? По твоим словам, они — живые антенны и накопители информации.
— Это, вероятно, может служить доказательством, что у них, — Давид указал рукой на небо, — мирные намерения, хотя для нас это и так более чем очевидно, и мы не нуждаемся в доказательствах.
— Они точно ничего не знают ни о том, что произойдет, ни о том, где это будет?
— Мы разговаривали со всеми. Внешне — обычные женщины, у каждой своя жизнь.
— А не может быть, что они запрограммированы на что-то?
— Ты — дочь одной из них. Ты как себя ощущаешь?
— Человеческая половина моей сущности сообщает мне, что я себя ощущаю как всегда, обыкновенно, — решительно заявила она.
Давид притормозил на очередном перепутье, но не успел задать вопрос. Джоа, кинув взгляд на карту территории уичолов, его опередила.
— Сюда, — и ткнула налево.
— Я-то думал, ты наизусть знаешь дорогу.
— А это ты видел? — Она обвела рукой окрестности — пустынную местность, кое-где поросшую деревьями и кустарником. — Последний раз, когда мы приезжали сюда, я была еще девочкой, я ничего не помню. Хотя порой мне кажется, будто я родилась здесь и никуда не уезжала. Это все равно что быть частью чего-то, не сознавая этого. Мама столько рассказывала об обычаях, преданиях.
— Вспомни что-нибудь для меня.
— Мне больше всего нравилось слушать о Матери Кукурузе. — На губах девушки заиграла легкая улыбка. — Она была голубкой, но приняла человеческий облик, чтобы познакомить юношу со своими пятью дочерьми, олицетворявшими пять цветов священного маиса: белый, красный, черный, синий и желтый. Юноша был ужасно голоден, и Мать Кукуруза дала ему горшок с маисовыми лепешками и плошку с маисовым напитком атоле. Добрый молодец подумал, что этим ему голода не утолить, но сколько бы он ни съел и ни выпил — лепешки и атоле не убавлялись. Когда он наелся, Мать Кукуруза предложила ему на выбор одну из своих дочерей, и он склонил свою голову перед Маис Асуль — самой прекрасной и почитаемой…
— Ты говорила, что твоя бабушка — могущественная шаманка.
— Да. Она знает все о травах и галлюциногенных грибах, магических ритуалах и общении с духами…
— Ты веришь в это?
— Я видела вещи, которые тебя поразят, хоть я и была тогда ребенком.
— Твою мать не готовили к шаманству?
— Моя мама проявляла другие задатки. Бабушка всегда знала, что мама не такая, как они. Бабушка растила и воспитывала ее, но понимала, что она никогда не принадлежала к миру уичолов и не останется здесь. А когда появился мой отец и увез ее…
— Твоя бабушка никогда не уезжала отсюда?
— Нет.
— А если она уже умерла, а вы об этом не знали?
— Нет, такого не может быть. С нами бы связались. Она живет одна, у нее никого больше нет, но она — уважаемый член своего общества, и всем известно, что у нее есть родные в Испании.
— Ты мне не сказала, как ее зовут.
— Для испанояэычных она — Лусия. На языке науатль ее имя — Уаянкаве, что переводится как Печальная Женщина.
— У твоей матери было имя на науатле?
— Каэуака — Дочь Молнии. Мне оно очень нравилось, но при мне ее всегда называли обычным именем — Мария.
— И у тебя тоже есть имя на науатле?
— Да, — Джоа отвела взгляд.
— Не хочешь говорить?
— Нет.
— Ладно.
— Смотри! — Джоа указала вперед.
По дороге шли первые встреченные ими уичолы. Одежду мужчин составляли уэррукис — свободные штаны из домотканого хлопка, вышитые по низу символическим орнаментом, и катуни — просторные рубахи с разрезами по бокам, подпоясанные гуайаном — широким кушаком из плотной шерсти. Дополняли костюм кучури — торба из вышитой ткани через плечо, тубарра — шейный платок и рупуреро — широкополая шляпа из пальмового листа, украшенная цветами, веточками, перьями и бусами. Одеяние женщин было менее броским: кутуми — короткая вышитая блуза до талии, игуи — юбка с вышивкой по подолу и рикури — головной убор из двух полотнищ белой ткани, тоже с вышивкой.
Давид смотрел на них во все глаза, пока они не скрылись позади автомобиля.
Взяв машину напрокат в аэропорту Гвадалахары — столицы штата Халиско, Джоа и Давид отправились на север, перевалили через цепь Сьерра-де-Гуахолотес и оказались в штате Сакатекас. Трасса номер 23 проходила через городишки Гарсиа-де-ла-Кадена, Теуль-де-Гонсалес-Ортега, Тепечитлан, Тлалтенанго-де-Санчес-Роман и после Момакса вливалась вновь в штат Халиско — северную его оконечность в форме причудливого выроста. Здесь они взяли курс на запад и, оставив позади населенные пункты Тотатиче и Темастиан, повернули в Вилья-Герреро, спускаясь на юг в направлении Боланьоса — восточных ворот в земли уичолов. Финальный отрезок пути они проделали под ласковым солнцем клонившегося к вечеру дня. Глядя на них, нельзя было сказать, что они устали, а ведь им пришлось проехать двести пятьдесят километров и встать ни свет ни заря, чтобы попасть на первый рейс из Канкуна в Мехико. Для Джоа это было возвращением к истокам, для Давида — встречей с неведомым миром. Оба испытывали волнение, каждый — по-своему.
Они не перемолвились почти ни словом до Боланьоса, куда въехали по резко уходившему вниз спуску, — городок лежал в глубине каньона, на берегах одноименной реки. Ее они пересекли по мосту Двух Миров, названному так потому, что он соединял два мира, испанский и индейский. Джоа, которой выпала очередь вести машину на завершающем участке, доехала до самого сердца города — недостроенной церкви Сан-Антонио и выключила мотор.
Давида это удивило.
— Хочешь заночевать здесь, чтобы ехать в горы со свежими силами завтра?
— Нет.
— А что же мы тогда остановились? Я думал, ты хочешь приехать до ночи.
— Ты останешься здесь.
— Не понял…
— Перед бабушкой будет неловко, если она увидит нас вместе. Начнет расспрашивать и не так поймет, если я скажу, что мы — друзья и что ты просто сопровождаешь и оберегаешь. Я должна ехать одна.
