— Тамари, я так и не выучилась говорить на науатле.
— Ты вернулась домой, — повторила та по-испански.
— Где моя бабушка?
Старуха кивнула в кромешную тьму.
— На Лунной горе, — пояснила она. — Уже две ночи.
— А когда вернется?
Тамари погладила девушку по щекам, взяла ее руки в свои. И лицо старой женщины озарилось счастливой улыбкой человека, нежданно-негаданно облагодетельствованного дорогим подарком.
— Отдохни пока, — сказала она и пожала плечами. — Сегодня уже поздно. Устраивайся и будь как дома.
Здесь времени не существовало, а на Джоа оно давило, заставляло спешить.
Десять минут спустя, укутанная по самые уши, под двумя одеялами, она вмиг заснула на тощем жестком тюфяке, принадлежавшем ее бабушке с незапамятных времен.
Ночь без сновидений, хороших ли, плохих.
Джоа проснулась на рассвете. Ее разбудила тишина. Тишина порой бывает оглушительнее взрыва. Здесь, на землях уичолов, тишина была насыщенной и глубокой, словно изолированность от внешнего мира позволила и ее сохранить в первозданном виде — такой, какой она была в далеком прошлом. Девушка встала, оделась, не забыв про теплый свитер, и вышла на улицу. С вершины холма была видна вся деревушка с разбросанными то тут, то там домами. Вокруг ее машины уже толпилось десятка два с лишним ребятишек, сосредоточенно разглядывавших чудо техники. Как только она появилась у двери своей хижины, их взгляды устремились на нее. Но никто к ней не приблизился. Они уважали ее одиночество. Все обитатели деревни уже знали, что Джоа здесь, но никто ее ни о чем не спросит, пока она не встретится с бабушкой Уаянкаве. Все было в точности как в ее воспоминаниях — слепок застывшего времени.
Джоа позавтракала и ступила на тропу, ведущую к Лунной горе.
Прогулка оказалась не продолжительной. Минут через пятнадцать, в отдалении, она увидела женщину, которая шла в селение.
Свою бабушку Лусию.
Уаянкаве.
Джоа побежала ей навстречу. Согбенная под тяжестью груза, а может, и мыслей, бабушка шла, глядя себе под ноги. Примерно в десяти метрах от нее девушка остановилась, сердце прыгало в груди, дыхание срывалось, стучало в висках. Она ждала, когда бабушка поднимет глаза и увидит ее.
Наконец их взоры встретились.
В глазах внучки одна эмоция сменяла другую.
В глазах бабушки отражалась спокойная мудрость.
— Бабушка…
Слова бабушки ее изумили.
— Я ждала тебя, Акоуа.
Джоа не спросила даже, почему бабушка ее ждала. Наверное, все уже давно написано в книге судеб. На то она и шаманка. Еще мгновение они продолжали молча стоять друг перед другом, и наконец Джоа, оправившись от замешательства, заключила бабушку в крепкие объятия. Когда объятия разомкнулись, глаза бабушки искрились любовью. Как и Тамари прошлой ночью, она ласково провела ладонями по лицу внучки, благословляя ее своим прикосновением.
Она пахла землей и дождем.
— Ты так похожа на свою мать, какой она была, когда уезжала отсюда.
Только сейчас Джоа задала вопрос:
— Почему, ты говоришь, ждала меня?
— Мне сказал об этом ветер.
— И он сказал, что я приеду?
— Я видела твоего отца, на корабле, который летел. У него были закрыты глаза.
— Ты во сне его видела?
— Нет, разговаривая с духами. Где он сейчас?
— Не знаю, бабушка. Может быть, с мамой.
Бабушка опустила голову. Сняла с плеча мешок, доверху набитый растениями. Села на валун. Внучка примостилась рядом. Они сидели так, глядя друг на друга и молча вспоминая время, канувшее в реку забвения. В каждой морщинке этого, казалось, столетнего лика запечатлелась память прошлого, прекрасного и безжалостного. Джоа держала ее за руки, ощущая живительное тепло этих шершавых пальцев. Голова бабушки была непокрыта, и длинные серебряные пряди, выбившись из-под ленты, которая перехватывала волосы на затылке, падали ей на плечи, обрамляя лицо.
— Он не с ней, — в задумчивости прошептала она. — Он не принадлежит к их племени.
— Ты имеешь в виду тех, кто принес сюда и дал тебе маму?
— Да.
— Кто они?
Ответу предшествовал взгляд, вознесенный к небесам.
— Они подарили мне то, что я так хотела. — Бабушка по-прежнему была погружена в себя.
— Бабушка, я приехала сюда, чтобы ты мне все рассказала.
— Все?
— Мне нужно знать правду о том, как мама попала к тебе и какой она была!
Бабушка продолжала смотреть в небо. Ее лицо лучилось светом. Изборожденное резцом терпеливого божества, оно вмещало в себя целую вселенную.
— Время истекает, Акоуа.
— Какое время?
— Эти женщины должны вернуться.
Пришла очередь Джоа опустить голову. Ей и раньше не всегда было просто понимать бабушку. Похоже, и сейчас мало что изменилось.
Бабушка обхватила ее — опустившуюся перед ней в мольбе на колени — руками и целовала, поглаживая по голове.
Откуда-то налетел ветер, окутал их вихрем пыли и так же неожиданно умчался прочь.
Здесь все казалось исполненным волшебства. Может, просто казалось.
Джоа зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы. Но почувствовала, как две предательских капельки все же скатились по щекам, оставляя мокрые дорожки. Голос бабушки доносился словно издалека, обволакивая ее покровом, сотканным из непонятных, но умиротворяющих слов.
— Aya е katlapaxe’a uahuac nihaya…
И вдруг она вспомнила.
Это была колыбельная, которой бабушка убаюкивала ее в своей хижине.
Одетая как женщины уичолов, Джоа по возвращении с гор на добрых полдня завладела вниманием всей деревни.
Теперь уже к ней шли все, от мала до велика — чтобы увидеться вновь и познакомиться, чтобы выразить ей свои теплые чувства и заслужить ее почтение. На Джоа были изумительной красоты кутуми и длинная игуи до самой земли, вышитые орнаментом с изображениями двуглавых орлов, белок, оленей, цветка лотоса с восемью лепестками — одного из наиболее почитаемых символов уичолов и, конечно же, змей, олицетворявших собой стихию воды. Бабушка дала ей нитки бисера для волос, большое нагрудное украшение и браслеты на руки. Мужчины, особенно молодые, не скрывали восхищения, женщины лишь одобрительно кивали. Все говорили на науатле. Джоа мечтала поскорее остаться вдвоем с бабушкой, но приходилось соблюдать обычаи. Ведь вернулась внучка Уаянкаве, дочь Каэуаки. Это — праздник для всей деревни. Событие, нарушающее на пару часов привычное течение жизни, ее вековую обыденность.
