Мог ли я жить обычной жизнью? Работать, жениться, обзавестись приличным хозяйством. Но кто согласиться стать женой оборотня? Кем будут мои дети? Этого я тоже не знал, а четкого ответа на подобные вопросы фильмы не давали.
Что я мог взять оттуда? В фильмах оборотни жили стаями. Но где мне найти хотя бы несколько человеко-волков? Действительно ли оборотней было множество или это только фантазия автора разгулялась на целых три книги? Оборотни боялись огня — свою огнеупорность я еще не проверял, не было случая, а нарочно лезть в огонь мне что-то не хотелось.
И вообще — что такое оборотень? Ошибка природы, неведомая мутация, ставка на сверхчеловека или на что-то неуловимое, пока ускользавшее от меня. Об этом я думал постоянно: и на прогулках, и в общаге, и на занятиях, из-за чего хватал замечания за невнимательность, запорол кучу деталей и поломал два резца подряд, за что был отстранен мастером от работы на станке и два дня подметал стружку в мастерских, разгружал грузовики с длинными шестигранными прутьями или переносил заготовки с одного места на другое. Был ли я игрой природы? Ну уж нет. Я знал твердо, что кроме меня существует хотя бы один оборотень, тот самый, из-за которого я замучил себя этими тяжелыми раздумьями.
А жизнь ведь тоже не стояла на месте. Дни становились короче, ночи длиннее. Старшаки по прежнему гоняли пацанов, нещадно собирая деньги на предстоящий Новый год. Не избежали общей участи Пахан с Лехой и даже Андрей. Его земляки тоже не собирались ударить в грязь лицом и запасались водкой впрок, в связи с грядущей либерализацией. И только я выпал из общего круговорота. Меня никто не трогал, и никого не заботило мое присутствие или отсутствие, разве что старосту, кропотливо выставляющего минусы за каждую пропущенную пару.
Сначала свобода радовала меня. Я обрел уверенность в своих силах и полную независимость. Но она воздвигла высокую и непреодолимую стену между мной и более зависимой братией. В эти дни я осознал, что плохонький коллектив все же лучше полного одиночества, хотя… Но в глубокие раздумья не вдавался. Это меня пока не сильно беспокоило. Но я уже понимал, что старшаки мной не интересовались — что я им мог дать. Больших денег я не имел, а значит и не котировался выше, чем позволяла моя небогатая стипеха.
А пацаны? Пахан с Лехой, да и остальные видели, что меня не таскают на бесконечные разборки. Общие тяготы исчезли, исчезли и обсуждение перенесенных невзгод, а значит и разговаривать со мной не о чем. Я уже не принадлежал к их кругу и постепенно оказался в полной изоляции, хотя целый день и вертелся в гуще людей…
… В один из таких дней я, довольно замерзший, возвращался в общагу. Вернее сказать, это был уже далеко не день, а примерно полдесятого вечера. Я твердо намеревался воспользоваться услугами парадного входа, так как трудности поиска верного пути между трубами бойлерной уже давно меня не прельщали. Я предпочитал теперь не нарушать расписания, установленного комендантом. Мне только не хватало, чтобы кто-нибудь напоролся на меня ночью в темных коридорах, да еще в такой момент, когда моя сущность вовсю рвалась наружу, а облик соответствовал общепринятому лишь на половину, а то и меньше. Благо, Кирпич не трепался, а я соблюдал величайшую осторожность. Только благодаря этим двум причинам меня держали за обыкновенного пацана, ничем не выделяющегося из толпы.
Занятый такими мыслями, я чуть не налетел на девушку, спешившую мне навстречу. Равнодушно окинув взглядом ее стройную фигурку, я прошел мимо нее, как вдруг услышал слова, произнесенные странно-знакомым голосом.
— Эй, привет!
Я обернулся. Ну конечно, это была та самая крашенная блондинка с довольно симпатичным лицом, которую я видел с Кирпичом в день моей первой получки.
— Ну что, не узнаешь?
— Ну почему же, — сдавленным от волнения голосом сказал я и замолк, с тупым удивлением обнаружив, что не могу придумать ни единой фразы для продолжения разговора.
Блондиночка засмеялась. Так обычно делают девушки, когда надо убрать затянувшуюся паузу (впрочем, тут я не знаток, все это лишь мои собственные предположения). Голосок у нее был замечательный, и тем не менее назревала следующая пауза, так как тем для разговора явно не наклевывалось.
И действительно, о чем я мог рассказать? О станках, о занятиях или о видах на будущий урожай? Все это находилось слишком далеко от нее и не вызвало бы ни малейшего интереса. Я в замешательстве тупо уставился на заснеженную утоптанную дорогу, не зная, что делать дальше.
— Почему мы стоим, может ты проводишь меня? — предложила она, видя, что с моей стороны никакой инициативы не ожидается.
— Конечно провожу, а где ты живешь? — собрался с духом я, внутренне обрадовавшись, что разговор моя собеседница взяла на себя.
— Пошли, покажу, — снова засмеялась она.
Я молча кивнул и, набравшись смелости, взглянул ей в лицо. Она улыбнулась. В ее глазах сверкали блестящие шарики от уличных фонарей. Несмотря на мороз на ней не было шапки, и вокруг светлых волос сиял фиолетовый ореол.
— Что же ты стоишь, пошли! — усмехнулась она, подхватила меня под руку и буквально потащила за собой. Я испытывал легкое головокружение от того, что рядом со мной шла такая неземная и прекрасная девушка. Ощущение счастья билось у меня в голове и растекалось по всему телу. Прикосновение маленьких пальчиков в кожаной перчатке к моей замерзшей руке было подобно электрическому разряду. Ее рука, обвивая мою, покоилась на локтевом сгибе, лицо было обращено ко мне, кокетливо прищуренные глаза изучали каждую черточку моего лица.
— А ты красивый мальчик, — сказала вдруг она. — Скоро на тебя все девчонки будут вешаться.
Я почти не воспринимал ее слов, находясь в каком-то блаженном оцепенении. Сказать, что мне было очень хорошо, значило — ничего не сказать.
— Тебе что, никто этого не говорил? — нахмурив исключительно черные брови, продолжила она.
— Нет, — едва вымолвил я.
— Ну так знай теперь.
— Хорошо.
Она снова засмеялась, глядя на меня своими удивительными глазами. Мы шли уже минут десять, когда она вдруг резко остановилась и сказала:
— Ну вот, мы и пришли.
Блондиночка показала рукой на пятиэтажное здание, удивительно напоминающее мою собственную общагу.
— Ты здесь живешь? — удивился я.
— Да, а что?
— Значит тоже учишься?
— Учусь, только в строительном.
Я, честно говоря, не ожидал, что такая шикарная девушка может учиться в самой обыкновенной учаге, и не к месту растерянно спросил:
— А чего с Кирпичом ходишь?
