Сглотнув, Долин попятился, положил ладонь на рукоять мачете. Он уже понимал, что происходит и кто этот мужчина, но поверить в это не мог. Просто отказывался верить!
— Почему я не чувствую холода? – поднимаясь, спросил мужчина и принялся осыпать Долина вопросами: – Почему я ничего не помню? Почему мне не нужно дышать? Почему мне не нужно спать? Почему мне не нужно есть? – Он положил ладонь на макушку ребенка и взъерошил его волосы. Мгновенно успокоившись, парень заулыбался и с гордым видом уставился на Долина. – Почему я не такой, как он? – Его веки поднялись. За ними скрывались белесые, словно покрытые бельмом глаза – признак протиста. – Кто я?
Долин чувствовал, что надо срочно присесть. Иначе можно рухнуть – так ослабли ноги. Он не пытался понять, почему мертвец говорит и почему он мыслит. Он знал лишь одно – перед ним протист и живой, которого этот протист, судя по всему, защищал. Долин не представлял, для чего он держал при себе ребенка – чтобы всегда иметь запас пищи или мальчишка был для него кем‑то вроде домашнего питомца, и Долин не собирался выяснять это.
Вытаскивая мачете, он велел:
— Пацан, отойди от него!
Однако ребенок вдруг кинулся перед мертвецом и раскинул в стороны руки.
— Что за?.. – только и смог выдавить из себя Алексей. – Он мертвец. Он враг. Отойди от него! – В ответ ребенок энергично замотал головой. От потрясения поведением ребенка Долин просипел: – Ты пытаешься защитить его?
Положив руки на плечи ребенка, протист спросил:
— Почему ты хочешь забрать его?
Всадить пулю в глаз и все дела, думал Долин. Только паренек явно не горит желанием сбежать от своего «опекуна».
— Его место среди живых, – ответил Долин.
— Живых? – Протист склонил голову на бок. – Живые просто добыча. Живых скоро не будет. Он не пойдет с тобой. С тобой он тоже станет добычей.
— Да кто ты такой? – едва удержался от крика Долин. – Зачем тебе ребенок?
Казалось, протист задумался. После ответил:
— Не знаю. Просто мы вместе. Уже много зим. Другие не такие, как он. Другие глупые. Другие просто ищут добычу. С другими скучно. Поэтому я не отдам его им. – Протист покосился в сторону, затем велел: – Уходи.
— Или убьешь меня, да? – ухмыльнулся Долин. – Ну давай, подходи, тварь. Покажи, кто ты есть на самом деле.
— Не я, – неторопливо покачал головой протист. – Я не охочусь на живых. Охотятся, – он указал влево, – они, – мертвец указал вправо, – они. – Вытянув руку, он нацелил указательный палец на Долина. Вернее, на точку во тьме позади него. – И они.
Медленно, очень медленно Долин обернулся. На границе света и тьмы можно было заметить стволы высохших деревьев, кустарники, островки пожухлой травы. Больше ничего и никого.
Подняв фонарь, Долин включил его, и вдалеке в луче света мелькнуло мертвенно–белое лицо мертвеца, замершего в полусотне метров от костра. Алексей повел фонарь в сторону, и его луч начал один за другим выхватывать из тьмы протистов. Их было не меньше двух десятков, и они полностью окружили его, отрезав от воды. Подкравшись во тьме, они были еще достаточно далеко, чтобы их было невозможно ни увидеть, ни услышать. Но их кольцо постепенно сжималось.
Развернувшись к Долину боком, протист указал в сторону.
— Беги туда. Там никого.
Странное дело, но возникло чувство, что этому мертвецу можно верить. Впрочем, не оставалось ничего иного, как попытаться скрыться в указанном направлении. Сражаться с мертвецами ночью – самоубийство. Во тьме к катеру не пробиться, зато когда наступит день, уйти будет намного проще.
Кинув на протиста и ребенка последний взгляд, Долин опусти очки ночного видения на глаза, включил прибор и мгновенно рванул прочь от реки.
Двести метров по парку, по относительно ровной поверхности, позволили немного оторваться от врагов. Их было не видно, лишь топот указывал, что они бегут по пятам.
Сразу за парком начались жилые кварталы. Под ногами появились груды кирпичей и осколки бетонных блоков, местность мгновенно стала труднопроходимой. Можно было легко переломать ноги, но пришлось рисковать. Не снижая скорости, Долин понесся прямиком вдоль длиннющего кургана из обломков домов, некогда стоявших в один ряд.
Укрытие появилось совершенно неожиданно – несколько бетонных плит, сваленных шалашиком друг на друга, между ними черным зияла узкая щель.
Глянув назад и удостоверившись, что мертвецы достаточно далеко, Долин быстро скинул рюкзак и, открыв боковой кармашек, достал бутылку с разведенной в воде хлоркой. Поливая землю за собой, он прыгнул к укрытию и, найдя щель, протиснулся между плитами. Спрыснув свои следы и окончательно уничтожив запах, он опустился на четвереньки и нырнул в следующую щель, еще глубже пробравшись под завал.
Выключив ночное видение, он задержал дыхание и прислушался.
Спустя несколько секунд до слуха донесся звук нарастающего топота. Он достиг своего пика, став оглушительно громким, а затем начал слабеть.
Все как всегда – за множеством бетонных плит протисты не смогли почувствовать тепло тела живого. Для мертвецов их добыча словно провалилась под землю. Своим ущербным интеллектом они просто не могли понять, куда же исчез живой и продолжили преследовать его.
Поерзав, Долин свернулся калачиком и подтянул к груди колени. Положив под голову руку, он закрыл глаза и, несмотря на то, что рядом рыскали мертвецы, закрыл глаза и приготовился сколь угодно долго ждать шанса пробраться к катеру. Он был спокоен и полностью уверен в своей безопасности. Ситуация кардинально отличалась от ситуации в Шлиссельбурге. Сейчас не его загнали в ловушку – сейчас он спрятался. И пусть его вынудили сделать это, спрятался он сам, по собственной воле.
Ждать пришлось долго – протисты не стали разбредаться по округе в поисках исчезнувшей добычи. Также они не стали впадать в спячку. Однако до уровня развития мертвецов из Шлиссельбурга им было еще далеко – у них отсутствовала иерархия, они были неспособны к коммуникации и, хоть они уже объединились в стаю, у них не имелось ярко–выраженного лидера.
Впрочем, Долин был не слишком уверен в своем предположении насчет отсутствия вожака. Затаившись под завалом, он не видел врагов, зато мог прекрасно их слышать. Все выводы относительно повадок местных он сделал опираясь на звуковую информацию. Первые сутки, самые напряженные, позволили немного оценить врага, ибо напавшая на него группа, убежав было, вскоре вернулась и принялась обшаривать руины. Остаток всей ночи и большую часть дня они шастали по близлежащим кварталам, заглядывая во все щели подряд. То и дело до слуха доносились звуки обрушений шатких руин, иногда было слышно, как по склону скатывается камень. Один раз по асфальту заскрежетало что‑то тяжелое и металлическое. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что один из мертвецов нашел вход в канализацию и отодвинул люк.
