Как раз в этот момент Костя распахнул окно. В ванную ворвался свежий, ночной воздух. Костя невольно вздохнул полной грудью. Он стоял в чем мать родила и смотрел на реку, на которой висела полная луна. По реке скользил катер с ярким прожектором.
— Милый, — сказала она как-то очень-очень по-домашнему, — ты простудишься.
— Иди сюда, — сказал он, испытывая чувство единения с этой странной женщиной в которой он не мог разобраться точно так же, как и в самом себе.
Она накинула розовый халат и подошла, отбросив со лба густые, черные волосы, которые блестели, как вороное крыло.
— Поехали со мной вон туда, — сказал Костя, находя прореху в халате и обнимая ее за талию.
Кожа на животе была гладкой и на бедрах тоже была гладкая, как бархат.
— Стой, стой, стой! — мы так не договаривались, я волнуюсь, — она выскользнула из его рук. — А что там? — она кивнула в темноту.
— Там мой дом, Россия, Москва.
— А-а-а… — протянула она. — Я живу здесь. Что я буду там делать?
Он едва ляпнул о том, что они поженятся. Что-то удержало его язык, но он знал точно, что ни одна из женщин не нравилась ему так, как Завета, даже Ирка. А с Иркой у них было очень серьезно. По крайней мере, Костя так считал, и ноги у нее были обалденными. Однако он подумал, что не может взять и просто так сдаваться на милость победителю, для этого у него были все основания и прежде всего опыт, который говорил ему, что нельзя первым выбрасывать белый флаг. Это производит удручающее впечатление. А главное, что женщинам это не нравится.
В этот момент прожектор осветил дом. Костя невольно закрыл глаза рукой.
— Какой наглец! — удивился он. — Что ему надо?!
— Милый, — встревожено произнесла Завета, — это они!
— Кто? — Костя удивленно посмотрел на нее.
Розовый цвет ей очень шел, и черные брови и черные волосы только подчеркивали ее необычную красоту.
— Это они! — снова воскликнула она.
— Кто? — Костя высунулся в окно.
Луч прожектора уполз в сторону, и стало видно людей, стоящих на палубе. Костя различил характерный американский шлем.
— Быстро!
Одеваясь на ходу, они бросились в коридор. Игорь и Сашка спали беспробудным сном. Надо было приложить много усилий, чтобы втолковать им новость об американцах. Первым пришел в себя Игорь Божко и спросил:
— А почему вы не одетые?
— Так спали же! — упрекнула его Завета, влезая в джинсы.
— А-а-а… — туго соображал он.
Сашка выглядел хуже — его тошнило. Он блевал в ванной и лил на стриженную голову воду из-под крана.
Костя схватил автомат и выскочил на лестницу. Внизу трезвонил звонок. Сторож, матерясь, метался в поисках ключа. Похоже, он на радостях выпил, от него пахло водкой.
— Сначала спроси, кто там, — сказал Костя.
— Кто там? — спросил сторож, воинственно сжимая берданку.
— Дом окружен! — раздался голос, усиленный мегафоном. — Предлагаю всем террористам сдаться!
Свет прожектора упирался прямо во входную дверь, и яркие голубоватые лучи проникали во все щели.
— Это ты, что ли террорист? — покосился сторож.
— Может, и я, — ответил Костя. — Откуда я знаю? Ты что, не видишь, что это американцы?!
— Американцы?! — безмерно удивился сторож. — Дожились! Приперлись, сволочи!
И прежде, чем Костя успел его остановить, пальнул из берданки в тени за окном.
'Бах!' На пол полетели стекла, а сизый дым повис в прихожей.
— Что ты делаешь?! — крикнул Костя. — Ложись!
И, навалившись на сторожа, упал вместе с ним на пол — весьма вовремя, потому что после секундной паузы коротко ударил крупнокалиберный пулемет, а потом еще раз и еще, и в двери появились огромные дыры, в которые проникал все то же голубой свет, только теперь его стало гораздо больше. В ушах еще стоял грохот, когда в вестибюль полетели дымовые шашки.
— Давай! Давай, дед! — подталкивал Костя сторожа к черному входу.
Но оказалось, что сторож куда-то засунул ключ и после грохота перестрелки ничего сообразить не мог.
Дверь с грохотом вылетела, какие-то люди ворвались в дом, и Костя поднял руки.
***
У Билла него был строгий приказ генерала Джеферсона передать террористов бандеровцам или этномутантам, что было, практически, одно и то же.
— У этих хохлов маниакальная идея, уничтожить всех своих, — слегка поморщился генерал Джеферсон. — Надо помочь им в этом деле. Пусть они с русскими разбираются сами. О, извини, я забыл, что ты тоже русский.
— Ничего, — ответил Билл. — Я был русским. Теперь я американец. А что они не поделил с русскими, сэр?
— Я сам затрудняюсь понять, что именно. Похоже, они давние враги. По крайней мере, так нам объясняло ЦРУ. Просто передай, и все. Тебя не должна заботить их дальнейшая судьба.
У генерала была модная прическа морского пехотинца 'high and tight', сухое морщинистое лицо человека, который много времени проводит на свежем воздухе и строгая форма подогнанная с иголочки.
— Слушаюсь, сэр.
— Скажем так, — генерал поднял указательный палец и потыкал им в небо, — это геополитика. Нам, военным, нет смысла соваться в нее. Понял?
— Так точно, сэр. Я их поймаю и передам бандеровцам. А можно еще один вопрос?
— Да, пожалуйста, сколько угодно, сынок.
— Я слышал, что бандеровцы воевали против союзных войск?
Сухие губы генерала тронула едва заметная усмешка, но по роду своей деятельности он должен был воспитывать подчиненных, поэтому он сдержался от сарказма. Его бы воля, он бы снова начал холодную войну, а за одно разнес бы здесь все, что посчитал бы нужным. У русских давно не было сильного противника, посмотрим какие они в деле. Это тебе не с афганцами воевать. Это Америка! Поэтому он ответил следующим образом:
— Это было давно. Теперь их бандеровцы — наши друзья, но афишировать этого не стоит. В этой стране нет другой реальной силы, способной противостоять русским, поэтому мы должны опираться на них. Газетчики тут же сделают из мухи слона.
— Я понял, сэр. А можно еще один вопрос?
— Да.
— Я читал, что эти… бандеровцы склонны к зверствам, что они убили много евреев…
Генерал Джеферсон не дал ему договорить:
— Где мы находимся? Мы находимся на передовой линии соприкосновения с противником, с которым давно мечтали схлестнуться. Время пришло, сынок! Поменьше читай прессу. У нас все же армия, а не цыганский табор.
— Я понял, сэр! Спасибо!
Билл Реброфф лихо развернулся на каблуках и пошел выполнять приказ.
***
Наверное, Костю все же посчитали главным и посадили под замок в отдельной комнате на третьем этаже. Он уже обдумывал побег, когда открылась дверь и вошел старший лейтенант с бутылкой в руках:
