- Ээхэоу, чох-чох! - кричала Ченьги-Ченьги. - Наконец-то батюшка-солнце прогонит матушку-снег! Лето, братца-лето упряжка ветра принесла!..
- Выходите на сухое место! - закричал Хомеунги-Умка-Наяньги. - Земля подмерзнет, и мы пойдем дальше на север.
Симху-Упач выбросил из котла снег и лед и стал оделять всех горячим мясом, строго следуя неписаному закону о рангах.
Вести из прошлого века
Из-под кресла вылез медвежонок, потешно повел мордочкой и засеменил за перегородку. Здесь стояла корзинка с яйцами. Медвежонок принялся их есть. Пятачок его носа стал желтым.
Экипаж "Светолета", медленно летевшего вокруг острова, разглядывал расстилавшиеся внизу прибрежные льды. Тени, отбрасываемые высокими торосами, часто вводили в заблуждение: мерещились щели, ведущие в Подземный город. Однообразие пейзажа, в котором преобладали синий и золотистый тона, вскоре утомило путешественников.
Солнцев глубоко вздохнул, потянулся всем телом и сказал:
- Нет, наши глаза - инструмент несовершенный. Так мы ничего не найдем. Пусть работают механизмы!
Он поднял "Светолет" над облаками и привел в действие реактивный двигатель.
Надя пошла в кухонный отсек: нужно было позаботиться о завтраке. Там она застала медвежонка, бесцеремонно расправлявшегося с двумя кусками мяса. Он раздирал их когтями, не в состоянии справиться с ними еще неокрепшими зубами, спешил, давясь и чавкая. Увидев Надю, медвежонок попятился в угол, один кусок держа в зубах, а другой загребая лапой.
- Ах ты противный зверь! Ты что наделал?!
Надя увидела опустошенную корзинку и всплеснула руками.
Медвежонок словно понимал, что виноват. Он забился в угол, подмяв под себя остатки мяса, и, став на задние лапы, отмахивался передними, ворча и стараясь испугать Надю оскаленными зубами. Надя подняла его за холку и крепко отшлепала...
Пока "Светолет", управляемый автопилотом, несся в субстратосфере, каждый занимался своим делом: Надя готовила завтрак, Рыбников нес радиовахту, а Гарри, Иринин и Солнцев, положив перед собой найденный в затонувшей подводной лодке корабельный журнал, с интересом его просматривали.
Сначала это были обычные морские записи, содержавшие сведения о местонахождении и курсе корабля, о силе и направлении ветра, о видимости, о том, чем занималась команда и что произошло за время вахты.
В записи от 20 августа 1826 года значилось: "
Сегодня капитан Родионов и матросы Коренев, Мошков и Гречин отправились с санями на юг, чтобы добраться до населенных мест и дать знать на родину о нашей второй зимовке".
После этой даты каждая новая запись заканчивалась фразой: "О капитане сведений нет".
Примерно два месяца спустя появились скорбные записи: "
Сегодня скончался от цынги матрос Брыкин, мир праху его! Предан погребению по морскому обычаю. Лед не поддавался, и пришлось тело опустить в полынью, где его видать и по сю пору, так как полынью затянуло свежим льдом".
День ото дня записи становились безотраднее. Команда жестоко страдала от цинги, почти каждый день хоронили умерших. Затем записи прервались, а последняя от 12 декабря 1826 года, заключала в себе несколько коротких фраз: "
Полярная ночь. Все трупы окоченели, сегодня умру и я. А капитана все нет.
Петр Громов, помощник капитана".
Следующая запись была датирована уже 21 августа 1827 года. Это был рассказ капитана "Надежды" Григория Родионова о трагедии, происшедшей у северо-восточного берега неизвестного острова в 1826-1827 годах. "
1827 года, августа 21 дня, после годичного отсутствия я возвратился на свой корабль. Увы! Я не нашел здесь ни друзей, ни отдыха, ни тепла, ни пищи. Как свидетельствуют вахтенные записи в этом журнале, семеро моих товарищей умерли жестокой смертью и преданы погребению по морскому обычаю, еще осенью минувшего года. Остальные пятеро ожидали меня непогребенные на корабле. И мне, истощенному долгими странствиями, страдающему от боли в обмороженных суставах, пришлось положить последние силы на то, чтобы перенести трупы верных товарищей моих на лед. Я оставил их, рядом лежащих, дожидаться таяния, дабы тела их могли погрузиться в воду и найти успокоение на дне морском.
Чувствую, что приближается последний час мой. Нет в теле человека силы, достаточной, чтобы противиться столь жестоким морозам при постоянном голодании. У меня же всего запасов - четыре сушеных рыбины да с полведерка муки. А посему спешу слабеющею рукою хотя бы вкратце записать в судовом журнале о событиях, участником которых мне суждено было стать. Полагаю, что записи сии для лиц, занимающихся науками, явятся источником, питающим мысль, и позволю себе - да простят мою дерзость! - высказать следующее предположение: остров, на котором найдены будут останки мои, хотя и является глазу человеческому как единый монолит, - на самом деле есть собрание мелких островков со шхерами между ними. А все они, словно бы шапкою, накрыты вечным ледяным куполом. И ежели солнце своими лучами растопит когда-нибудь купол ледяной, тогда и предположение мое наглядно подтвердится. И обращаюсь я поэтому к дорогим потомкам, мужам русской науки грядущим, с горячею просьбою: сохранить мои записи, чтобы воочию в свое время убедиться, сколь близко иль далеко от истины было сие мое предположение.
Ныне же открою, на каких основаниях и явлениях натуры зиждется оное предположение. "Надежда" отправилась из порта Холмогорского июня 3 дня 1825года к восточному берегу Гренландии иждивением купца Протасова Ивана, сына Григорьева, на китобойный промысел. На борту находился экипаж: капитан, помощник капитана, боцман и тринадцать матросов, они же гарпунеры первого разряда. Поначалу погода нам благоприятствовала, и июня 30 дня мы оставили за кормою землю острова Колгуева. Дальше пошли мы открытой водой к норд-весту и августа 2 дня подошли к группе безымянных островов, кои на карте нашей не значились. Здесь встретили сплошной пловучий лед и вынуждены были укрыться от него в заливе одного из сих безымянных островов, расположение которых определить не могли по причине пасмурных погод. Здесь простояли без движения до сентября 13 дня 1825 года, затертые надвинувшимися льдами. В день же 13 сентября разразился шторм великой силы от зюд-оста, и стихиею ледяные поля прижало к скалистым берегам, а путь к норду оказался свободным. Тогда, положась на провидение, решил я вести судно далее к северу, где открылась до самого горизонта чистая вода, надеясь отыскать проход к родному берегу. И мы пошли курсом, который до нас никто не прокладывал. Сентября 24 дня мы подошли к неведомому острову. Пользуясь недолгой ясной погодой, пробовали мы отметить свое место. Но всякий раз получали разноречивые показания. Должно, компас сильно отклонялся от полюса географического к полюсу магнитному, отчего прихожу я к убеждению, что сей магнитный полюс не есть выдумка ученых, а подлинная истина. Здесь вскорости заперли нас льды, и мы наименовали нашу стоянку островом Бедствий, ибо всякая связь наша с миром была окончательно утеряна.
