Павлов ему несколько штакетин из забора вынес – спасибо, весь не повалил.
– Ы… Ы… Ы… – попытался он сказать «извините» и почувствовал, до чего запыхался – сейчас упадет.
– Твое изделие грохнули? – спросил Голованов.
– Ы-ы… – кивнул Павлов.
– Кошку?! Сволочи. Так чего стоишь! Беги, парень!
И он побежал.
Милиционеры имели вид бледный, испуганный и даже к изрешеченному зверю боялись подойти. Каких ужасов им про Катьку наговорили, можно было только догадываться. Павлов распихал вооруженных мужчин, упал на колени, протянул руки к Катьке и чуть не свалился замертво. Ему реально стало плохо.
А Катька… Это оказалась уже не она. Просто останки трехцветного рыжика. Окровавленная туша, изорванная пулями. Ничего похожего на любимую кошку Павлова.
Катьки больше не было на этой земле.
Павлов заплакал. Его с трудом оттащили, надавали пощечин, бросили в грязь, он смутно расслышал фразу: «Приезжайте скорее, у нас тут какой-то псих в истерике бьется». Хватило сил произнести: «Я из института». Институт в окрестностях был понятно какой, отношение к Павлову сразу переменилось, а тут и старший товарищ подоспел.
– Не боевая, – определил Голованов, едва взглянув на Катьку. – Что ж вы, щенята? Игрушку расстреляли. Большую красивую игрушку.
– А мы знали? Приказано было сразу на поражение… А она как выскочит! Здоровая, прямо тигр!
– Дурачье нестроевое, ограниченно годное! – рявкнул Голованов. – «Выскочит»! «Тигр»! Боевая так бы не подставилась! Или положила бы вас тут одной левой… Стыдно, молодые люди. Кого убили? А? Позорище. Эй, Павлов! Кончай реветь, пошли. Домой тебя отведу.
Он действительно увел грязного, оборванного и заплаканного Павлова домой. И сказал на прощанье: «Гадость какая случилась. Но знаешь, пойми старика правильно – у меня спокойно на душе. Вы делаете игрушки! Наконец-то! В мое время это было просто невозможно. А мы так мечтали!.. Кажется, мир поумнел. Ты первый, и с тобой поэтому расправились, но следом пойдут другие. Дай-то Бог…» Пенсионер здорово помог ему. Когда явились с допросом, Павлов уже более-менее очухался, переоделся в чистое, включил инстинкт самосохранения и нормально выстроил линию защиты. На месте происшествия его бы мигом раскололи.
Конечно, через день-два все поймут все. Но не смогут доказать, что Павлов организовал кражу секретного изделия. Тем более изделия, которого по отчетности не существовало вообще. Какой тогда смысл в дознании? Пройдет совсем немного времени, и о рыжиках сочтут за лучшее забыть. И о Павлове тоже.
Его оставили в покое на сегодня. А он сидел на крыльце, смотрел, как прячется солнце, курил. И все чего-то ждал. Скучал по жене. Прикидывал, не позвонить ли дочери – просто спросить, как дела. И не думал, старался не думать, заставлял себя не думать об одном, самом важном.
Никогда ему больше не удастся завести кошку. Он просто не сможет.
Тихо шелестя, к калитке подъехал «Мерседес». На заднем сиденье машины расселся некто огромный, и Павлов не сразу понял, что это алабай Бабай.
– Добрый вечер, уважаемый коллега, – непривычно тихо поздоровался Шаронов.
– Привет. Чего пса не выпускаешь?
– Участок твой жалко.
– А машину?
– За машину убью, и он это знает. Ну, где все случилось?
– Там, – Павлов мотнул головой в сторону лесополосы. – Она почти дошла. Нарвалась на патруль.
– Еще вопрос, кто на кого нарвался…
У Павлова отвисла челюсть. Он был сегодня настолько не в себе, что идея, очевидная для Шаронова, его не посетила даже как версия. Рыжикам ведь оставили функцию взрывного реагирования на глядящий в их сторону оружейный ствол!
– Не-ет… – протянул он. – Не может быть. Это же Катька. Она вчера много раз ходила мимо вооруженных людей. Я даже не думал ее придерживать. Кстати… О Боже! Действительно не думал. Хотя обязан был!!! Но ведь мне не угрожали…
– Ты выдумал себе милую домашнюю кошечку, – сказал Шаронов жестко. – Но была ли она такая на самом деле? А может, с тобой рядом преображалась. От любви. Заметьте, уважаемый колега, я не шучу. Известны прецеденты. Далеко ходить не надо. Допустим, «Рубанок». Со мной и без меня – два разных изделия. Или вон сидит в машине живой пример. Белый и пушистый ёкарный бабайчик. Миляга-симпатяга.
– Это ты нарочно, да? Психотерапия? Для облегчения разлуки? Мол, дерьмо была кошка, не о чем жалеть?
– Ничего подобного. Смотри – она сидела в лесу и выжидала. Кто-то ткнул стволом в ее сторону. Она решила, что раскрыта, и атаковала.
– В ее сторону. Не в мою же!
– Дубина! Она же шла к тебе! Думала о тебе. Ей помешали. Сработал перенос. Для полусвободного мозга, как у нее, это реально.
Павлов долго молчал. Пока не вспомнил слова Голованова.
– Она бы их одной левой положила! – заявил он уверенно.
– Тоже вариант. Постой, чего-то я сказанул только что – прямо из ряда вон…
– Наверное, как обычно – нечто гениальное. Иди, а, со своими откровениями? Далеко и надолго.
– Ну-ну. Сколько волка ни корми, у слона все равно яйца больше.
– То есть?
– Не помню случая, чтобы мне удалось тебя в чем-то убедить. Ты никогда меня не слушал. Возможно, от этого все твои проблемы.
– Если б я тебя слушал, не было бы Катьки.
Шаронов покрутил носом, вознамерился отпустить колкость, передумал и сел рядом, бормоча: «Что же я такое сказал, что же такое, очень умную вещь сказал…»
– А знаешь, ведь действительно у нее перенос сработал! – выпалил он вдруг. – Ничего себе! Ассоциативное мышление второго порядка… Откуда оно у серии «К-10Р»? Ты же обычного робота делал!
– Какая разница… Теперь.
– А такая разница, что если был перенос, то очень интересная вытанцовывается штука! Надо, конечно, на местности посмотреть – как менты стояли, откуда кошка вышла, но принципиально я и так вижу: оно самое! Пе-ре-но-сик!
– По хрену, – буркнул Павлов. – Мне уже по хрену. И Катьке тоже.
– Ну погоди ты, дурила. Пойми, я ляпнул первое, что в голову пришло, а сейчас думаю – вдруг у Катерины с ее перекошенным чипом и вправду образовался полусвободный мозг? Над которым все бьются-бьются? Это же революция. Соединение несовместимого – свобода воли, как у баймекс, и управляемость биоробота…
Павлов спрятал лицо в ладонях.
– Отстань, – попросил он сдавленно.
– Ты чего, не понимаешь? Та-ак, первым делом нужно патрульных допросить – была атака или нет. Это я организую, расколются, голубчики… Черт, не вовремя тебя списали! Нам бы сейчас в темпе запустить новую серию и мучить ее, мучить…
Павлов тихо застонал.
– Слушай, если ты на командной должности соскучился по настоящей работе, так делай что хочешь, кого угодно замучай, но я-то тут при чем?! – донеслось из-за сомкнутых пальцев. – Оставьте же меня наконец в покое, сволочи!
