— Куда мы идём? — Она не спросила, по какому праву он ей приказывает. Жизнь научила её не задавать вопросов, на которые можно получить слишком исчерпывающие и наглядно демонстрирующие чужую точку зрения ответы.
— Куда я скажу. — Оч-чень исчерпывающе. Он... Олег стоял, глядя на её полуобнажённое тело (ладно, может не слишком красивое, но ведь полуобнажённое!), и интерес в этом взгляде был сугубо анатомический: как она двигается, где надо будет наращивать мышцы, что надо будет предпринять по поводу ужасающего состояния кожи. В ситуации не было абсолютно ничего чувственного. По крайней мере со стороны Олега. Как Вика, у которой в глазах темнело от ужаса при одной мысли об этом парне, умудрялась одновременно испытывать к нему ещё и весьма однозначный интерес, она и сама не понимала.
Девушка всё ещё не сжилась с мыслью, что наркотиков больше не будет. Не будет этой отвратительной, унизительной зависимости, не будет... Она не помнила, что означает «не хотеть», и не могла с точностью сказать, что сейчас испытывает. В принципе, сигаретка бы не помешала... Было бы спокойней...
Нет! Ярость этого протеста потрясла её. Нет! Она не помнила, что такое свобода, но раз уж она сейчас свободна... то так просто это не отдаст. Едва избавившись от хозяина, что обитал на дне шприца, Вика с непонятным ей самой бешенством встречала идею о приобретении нового властелина — пусть даже он сложен, что твой эротический сон!
— А пошёл бы ты... — И многоопытная пятнадцатилетняя бомжиха познакомила новоявленного хозяина со своими обширными познаниями в области великого и могучего русского языка.
Увы, особого впечатления это не произвело, хотя у Вики вновь сложилось противоречивое ощущение, что Олег чем-то очень доволен.
— А теперь послушай меня, Виктория. — Голос прокатился по её коже ледяными иглами, заставив резко выпрямиться (забытые джинсы упали на пол) и расширенными зрачками уставиться на резко очерченную на фоне солнечного окна тёмную фигуру. — Когда я нашёл тебя, ты умирала. Могу добавить, очень и очень неприятной смертью. Я спас тебе жизнь, и теперь эта жизнь принадлежит мне. Полностью и безвозвратно.
— Но...
— СЛУШАЙ!!! — От тихого, казалось бы, окрика она согнулась точно от боли, прижав ладони к ушам. — Ты будешь делать всё, что я тебе прикажу, и будешь делать это наилучшим образом, прилагая все возможные усилия, чтобы добиться успеха. Если окажется, что твоя жизнь не стоит тех сил, которые на неё затрачены, я тебя убью и попытаюсь начать сначала, с более приличным материалом. Ясно?
Вика, быть может, с трудом могла читать и забыла, когда в последний раз ей доводилось держать в руках ручку, но она за свою короткую жизнь встречала многих людей, часто эта жизнь зависела от того, насколько быстро и правильно она могла их оценить. Сейчас у неё не было ни малейшего сомнения: Олег говорил совершенно серьёзно. Если она не заткнётся и не будет делать, что он ей велит... нет, даже если она всё сделает, но недостаточно хорошо, он её уничтожит. И не испытает по этому поводу ни малейшего сожаления. Огонь, горевший в карих глазах... Она видела такой огонь в глазах наркоманов, шедших на убийство ради очередной дозы. В глазах сектанта, резавшего живого ребёнка во славу какого-то своего божества. В глазах скинхеда, остервенело пинавшего пытавшегося прикрыться руками парня.
Это были глаза фанатика. Человека, готового всё, что угодно, положить на алтарь своей цели. Или, по крайней мере, готового положить туда её, Вику. Без малейшего сожаления.
Да, он нашёл её и на руках вынес из той грязи, где она пребывала. Да, он пошёл на невероятные расходы, чтобы совершить невозможное и победить наркотическую зависимость. Да, он ночами сидел у её кровати, делая что-то (Вика и сама не понимала, откуда это знает) с её организмом, что позволяло ей сейчас стоять, не сгибаясь от боли во внутренностях.
Но это не было личным. До неё, до Вики, девочки, в девятилетнем возрасте сбежавшей от бесконечных побоев и оказавшейся в страшном одиночестве на холодных и жестоких улицах мегаполиса, Олегу не было ни малейшего дела.
Это надо было запомнить. Потому что обострённый годами жизни на улице инстинкт подсказывал: только это знание поможет ей выжить. Выждать. И победить.
Что ж... если он готов убить её ради своей цели... то уж она как-нибудь сможет убить его ради своей свободы. Даже если он и выглядит что твой эротический сон.
Молча она подняла джинсы и застегнула их на бёдрах — новая, радостно-синяя ткань болталась на слишком худом теле. Натянула льнущую к телу водолазку. Взяла зубную щётку и подошла к умывальнику. Господи, когда же она в последний раз чистила зубы?
Она и сама удивлялась новой, холодной и решительной Вике, нет, Виктории, которая проснулась где-то там, на холодном столе в освещённой ярким, но не греющим светом операционной. Удивлялась, но не боялась её.
Никогда больше. Никогда. Героин или же смазливые мальчишки с демоническими замашками — не имеет значения. Никогда.
Расчёска выдирала клоки из и без того редких, спутанных волос, пока наконец Олег, бросив: «Дай сюда», не отобрал у неё щётку и несколькими точными, осторожными движениями не привёл грязные пряди в порядок, а затем собрал их в тонкий хвост. Ничего личного, ничего интимного. Один рационализм. Только вот что-то внутри у неё от близости этого тела сжалось и не от страха.
А он повернул её к себе, пальцами поднял подбородок, и выражение его лица было ищущим, полным какой-то странной, неличной надежды. Что бы это ни было, он это, очевидно, нашёл, потому что резкое смуглое лицо чуть расслабилось, губы дрогнули в невесёлой усмешке. Ледяные глаза смотрели теперь невероятно устало, как-то покорно...
— Хорошо. Очень хорошо! Ну что же, Избранная, давайте выбираться отсюда, а там... — И снова эта болезненная усмешка и какая-то странная, почти ритуальная фраза: — ...Настала пора открыть Вам правду о Вашем наследии и Вашей судьбе...
Эсэру провели на корабль тайно, закутанную с ног до головы в тяжёлый плащ. От любопытных взглядов её надёжно прикрывала ночная тьма, а также спины высоких и подозрительно ловких для своего преклонного возраста воинов. Около дюжины обитавших на отшибе глухой деревушки небритых горцев на поверку оказались непонятно как уцелевшими воинами из личной гвардии махараджи. Причём не просто воинами, а ветеранами, едва ли не лучшими из тех, кем мог похвастаться этот мир. Леек чувствовал всевозрастающее уважение к старому Тао. К безопасности своей своевольной воспитанницы тот подходил предельно серьёзно.
Едва последний из ночных гостей оказался на палубе, как корабль, мягко качнувшись на полозьях, оттолкнулся от скалы и заскользил по бескрайнему песчаному океану. В нескольких часах пути они встретят остальную эскадру, и тогда можно будет наконец успокоиться. Хотя бы на время.
