Он постучал три раза в дверь домика лесничего.
— Это ты, Лео?
Клемперт сидел за столом. Трассен положил перед ним револьвер. Рауль взял его в руки и внимательно осмотрел.
— В порядке, — он передал Трассену лист бумаги. — Вот расчет действия пули, сделанный профессором!
Трассен пробежал глазами цифры.
— Бомба!.. — прошептал он. — И эта бомба была в руках у Веске!
— Лео, надо торопиться. Когда ты должен быть на вокзале?
— В двадцать пятьдесят.
— Поясни еще раз расположение кабинета Веске.
— Глухая стена выходит на площадь. Окно с решеткой над самой канавой глубиной метра два.
Клемперт кивнул и посмотрел на часы.
— Я буду под окном в двадцать сорок пять. После твоего сигнала даю первый выстрел. Ты должен во что бы то ни стало выбежать из комнаты.
Трассен снял очки и медленно протер их носовым платком.
— Рауль, если все сорвется...
— Если сорвется, мы будем драться вместе. Против фашизма в Гаммельне. И вместе будем пробираться к снаряду Айкельсона.
Лео печально улыбнулся.
— Ты надеешься на его таинственную машину, спрятанную под землей? Я не верю, дружище, что нам удастся во второй раз пробить барьер между мирами.
— Как знать! Айкельсон посвятил своей машине полжизни...
— Ты ее видел?
— Да. Стартовая площадка находится под землей.
— Ты там был, Рауль?
— Да, Лео. Это серьезно. Это то самое дело, которое он прикрывал археологией...
— Ну что ж! — Трассен надел очки. — Будем надеяться на лучшее...
Клемперт положил руку ему на плечо.
— Я рад, Лео, что мы снова вместе. Значит, мы недаром прожили свою жизнь...
— Жизнь, которая кончится, может быть, сегодня вечером...
Айкельсон шел вдоль рельсов одноколейки, поросшей травой. Она вела от города к дюнам и терялась где-то у сосен. Маленький вагончик, брошенный кем-то много лет назад, стоял у поворота. Айкельсон поднялся по ступенькам вагона, отодвинул бутафорную маскировочную дверь и вошел внутрь. Двигатель и аппаратура, сверкающие свежей смазкой, были многократно проверены на холостом ходу, а также во время движения вагона-снаряда. Отсюда он должен пройти на первой скорости в подземную шахту, а потом, после ускорения, выйти на главную трассу. Айкельсон называл ее просто «железной дорогой», но верил, что машина времени не вернется обратно, а пройдет сквозь барьер между мирами с разной скоростью света. Сколько раз он неудачно запускал свои модели, неизменно возвращавшиеся, как бы отразившись от невидимой границы. Тогда Айкельсон решил изменить направление запуска снаряда. Много лет велись работы силами случайных помощников, которым он не открывал действительной цели своих исследований. И вот однажды маленькая модель машины времени не вернулась обратно. Тогда появилась уверенность в успехе. Но мог ли он когда-нибудь предполагать, что запуск снаряда окажется единственным средством спасения от гибели? Что, если револьвер не сработает и взорвать гнездо черной чумы не удастся? Айкельсон вышел из снаряда. Теперь остается ждать. Он взглянул на часы. В Гаммельне, должно быть, уже шесть часов. Он поставил стрелку по времени вокзала. Трассен явится на свидание с Веске в самое логово банды, даст сигнал Клемперту. Выстрел Рауля Клемперта должен взорвать штаб. Все висит на волоске.
Айкельсон снова пересчитал в уме возрастание массы пули при околосветовой скорости и ту энергию, которую она способна выделить при взрыве. Маленький кусочек свинца станет страшной бомбой. Когда Айкельсон предложил Раулю сделать хотя бы один пробный выстрел из револьвера-бомбы, проверить один патрон, Клемперт ответил: «Но их всего четыре!»
Душный летний день кончался. Старый физик еще раз проверил ту инструкцию, которую он передаст Клемперту для управления вагоном-снарядом после подземного разгона. Клемперт единственный, кто знает, как управлять машиной времени.
В тот вечер на вокзале не было пассажиров. Последний поезд отправился накануне, и его возвращения ждали только через неделю. Зал ожидания был заполнен штурмовиками из отрядов Веско, площадь перед вокзалом пустовала, и только в примыкающих к вокзалу переулках кое-где толпился народ.
Трассен предъявил пропуск охраннику у мостка через ров и прошел в вокзал служебным входом. Кабинет Веске находился в угловой части здания; глухая стена — на площадь, окно над канавой, никаких мостков. «Штаб Веске» окружен окопом.
Трассен шел по длинному коридору к кабинету Веске. Заметил ли Веске исчезновение револьвера? От этого зависело все, что произойдет с того момента, как Трассен переступит порог. Может, и не заметил! Кобура с камнем тяжелая, Руди уверял, что камень весит как раз столько, сколько револьвер. Веске мог и не проверить оружие.
Трассен дошел до конца коридора и остановился перед дверью, обитой черной кожей. Часы показывали двадцать сорок восемь. Клемперт должен быть уже под окном. В двадцать пятьдесят Трассен войдет в кабинет Веске. В течение семи-восьми минут необходимо Закончить разговор и подойти к окну: это сигнал.
Рауль выстрелит в правый угол кабинета, где находится стол Веске. Трассена в этот момент уже не будет в комнате.
Трассен открыл дверь и вошел. Веске встал из-за стола.
— Айкельсон будет схвачен сегодня ночью! Завтра состоится суд, на котором вы, Трассен, скажете то, что я вам сейчас продиктую.
«Не заметил! Главное теперь — не выпускать Веске из-за стола до двадцати одного часа. В течение десяти минут...»
Трассен подошел к столу.
— Поговорим, господин Веске, — спокойно сказал он.
— До суда вы будете находиться в помещении вокзала, — заявил Веске.
Трассен положил руку на спинку стула, чтобы видеть часы.
— Вы немедленно подпишете заявление, что все расчеты Айкельсона ошибочны, а его опыт безнадежен.
— Он не безнадежен, господин Веске.
Веске вынул из ящика стола папку.
— Мне некогда с вами разговаривать о науке, господин Трассен. Ваши фокусы мне известны. В Берлине вам нравилась теория относительности, и вы доказывали, что опыт Майкельсона безнадежен. Здесь вам угодно защищать противоположное. Вы всегда шли против властей, Трассен. Я вижу вас насквозь! Вам не нравился новый порядок в Берлине, а теперь вы вздумали бунтовать против него и в Гаммельне! Но я научу вас подчиняться! Подписывайте показания против Айкельсона! — Веске швырнул Трассену папку с мелко исписанными листками бумаги.
Трассен продолжал следить за стрелкой часов.
