Трассен продолжал следить за стрелкой часов.
— Разрешите закурить, господин Веске?
— Курите.
Трассен прошелся по кабинету и подошел к окну. Веске напряженно за ним следил.
— У вас в столе есть еще один документ, — сказал вдруг Трассен. — В правом верхнем ящике.
Веске бросил взгляд на стол и тут же посмотрел Трассену в глаза. В столе Веске не было никакого правого верхнего ящика. Трассен понял, что ошибся. Теперь самое главное — не выпустить Веске из-за стола... Рауль будет целиться в правый угол, где стоит стол.
— Хорошо, я подпишу показания, — Лео медленно затянулся дымом и отвернулся от окна.
— Вы что-то затеваете, Трассен? — рука Веске потянулась к кобуре.
В этот момент раздался страшный взрыв. Грохот обвалившейся стены заглушил крик Веске. В слепящем облаке меловой пыли перед Трассеном возникла зияющая брешь.
Трассен прыгнул вниз, задел плечом Клемперта.
— С Веске покончено, — сказал он.
Клемперт смотрел на револьвер, сам не веря тому, что только что произошло.
Трассен прислонился к земляной насыпи, тяжело дышал.
— Пошли! — Клемперт побежал по скользкому дну канавы, прислушиваясь.
Из вокзала доносились крики. На площади появились чернорубашечники. Они в беспорядке бежали и скрывались в ближайших улицах. Город охватывала паника.
— Веске кончен! Мы можем уходить! — сказал Клемперт, повернувшись к Трассену.
Лео посмотрел на него близорукими, светлыми глазами.
— Я не уйду, Рауль... Я останусь здесь. Может быть, потому, что... люблю Анну-Мари... Смотри! Мальчишки бьют фашистов камнями! — И, выхватив из рук Клемперта револьвер, Трассен бросился на площадь.
Чернорубашечников загнали в узкий переулок возле ратуши. Снова раздался грохот: это вновь сработал револьвер. Пуля с многократно возрастающей массой превратилась в бомбу осколочного действия. Толпа ворвалась в ратушу, смяв остатки фашистского отряда Веске.
Рауль прислушался к отзвукам взрыва. Затем наступила тишина.
— Рауль, вот ваш велосипед и плащ...
Клемперт оглянулся. Перед ним стояла Анна-Мари.
Рауль молча на нее смотрел.
— Трассен останется в Гаммельне. А вы?
— Я возвращаюсь на родину, Анна-Мари.
— Но ведь там вас преследуют!
Рауль усмехнулся.
— Может быть, и у нас изменятся времена, — он протянул девушке руку. — Прощайте.
— Вы запомнили все, что говорил отец?
— У меня есть его инструкция.
— Но если... ваш уход не удастся...
Клемперт поежился. Если не удастся изменить мир, останется ли он в живых?
Пробили вокзальные часы. Рауль вывел велосипед на дорогу и поехал туда, где у туннеля кончались заросшие травой рельсы узкоколейки.
Он спал беспробудно несколько часов. Его разбудило царапанье за окном, будто кто-то проводил по стеклу метлой, связанной из тугих прутьев. Рауль поднял голову и посмотрел в окно. Часы на стене купе показывали три часа от нуля. Три часа «собственного времени», прошедшие после последнего толчка на старте. Как он мог уснуть? Рауль вскочил и отдернул занавеску. За окном вагона проплывали мокрые осенние деревья, словно он был не в машине времени, а в обычном поезде. Между почерневшими стволами осин мелькали бурые болотца, захлебывающиеся стоячей водой.
Временами деревья подступали к вагону так близко, что бились в окно своими упругими ветками. Рауль еще раз посмотрел на циферблат. Три часа. Значит, за эти три часа в гаммельнской провинции сменились времена года? Он прильнул к стеклу. Унылый и такой знакомый пейзаж!
Часы напряженно загудели. Их гудение тотчас отозвалось в передней части вагона щелканьем коробки переключений, которая подключила еще один двигатель. Это, в свою очередь, сказалось на движении: вагон-снаряд рванулся вперед. Клемперт проверил переключение по инструкции Айкельсона. Все шло по порядку: первое ускорение ровно через три часа пять минут. Но что будет дальше? «Выходит, я сейчас смогу выскочить навстречу весне, минуя зиму?» Клемперт сел и, откинувшись, посмотрел в окно. Но тут Рауля качнуло: вагон-снаряд, загудев, понесся по своему неведомому пути. За окном уже ничего нельзя было различить. Клочья облаков неслись следом, открывая то серое, то ярко-голубое небо. Изредка в купе проникали тонкие солнечные лучи. Они застывали бледными пятнами по стенам и исчезали. Через пять часов вагон-снаряд задрожал от последнего ускорения. Что-то подсказало Раулю, что движение изменило свое направление. Вагон-снаряд шел длинными и тяжелыми рывками, как бы преодолевая невидимое сопротивление. Казалось, он прорвал заколдованный круг и вырвался в пространство с иными свойствами. Рауля охватил страх перед неизвестностью. Он задернул окно плотной шторкой.
Куда попадет вагон-снаряд? В какое время он врежется? С каким отклонением от установленного курса? Да и каков его таинственный курс? Но равномерный рокот двигателя постепенно успокоил Рауля, и он начал привыкать к длинным, натужным рывкам и к паузам, которые наступали вслед за ними. Напряжение, владевшее Клемпертом, исчезло. К нему вернулись привычные мысли и он начал жить в своем «вагоне» той размеренной жизнью, которая сохраняет спокойную надежду на счастливый исход.
Так проходили дни. Однажды ранним утром Рауль поднял штору... и неожиданно увидел яркий солнечный свет. Это были совсем не те призрачные лучи, к которым он привык за время своего движения через Неведомое. Это были настоящие солнечные лучи, нагревшие оконное стекло. Они раскинулись широкой полосой, в которой танцевали пылинки. Вдруг пол вырвался из-под ног Клемперта. Посыпались осколки разбитой лампы. Что-то ударило Рауля по лицу, а потом в вагоне стало очень тихо. Двигатели смолкли, и только где-то вдали замирал тонкий, звенящий свист. Пылинки по-прежнему плясали в солнечных лучах. Рауль посмотрел в окно и увидел тощее, запыленное деревце, лениво потряхивающее листьями около придорожного домика. За домиком виднелся полосатый шлагбаум, перед ним стояла понурая лошадь, впряженная в огромный воз сена. Все жило своей обыкновенной жизнью. Рауль, рванув вниз оконное стекло, перегнулся и глотнул воздух. Вагон стоял.
— Где я?
Клемперт больше не доверял привычному с детства облику окружающего мира. И когда полосатый шлагбаум поднялся и пропустил лошадь с возом сена, Рауль готов был снова увидеть перекошенную до безобразия лошадь и сократившуюся при движении телегу. Но возчик в яркой вышитой жилетке хлестнул кнутом, и подвода, громыхая по рельсам, выехала на дорогу без каких-либо внешних изменений. Потом под шлагбаумом проскочил велосипедист, и Рауль успел заметить его круглое веснушчатое лицо. Все было обычным, то есть не как в Гаммельне. Рауль выбежал в тамбур и, нажав на ручку вагонной двери, спустился на землю.
