руками не жрём… то есть не кушаем, — проскулил раненым волколаком эльда.
Саурон снял грязные кованые сапожищи со столешницы, но на вилку глянул презрительно, и поковырял брезгливо пальцем в тушёных овощах.
— Падла дивноликая, то есть Тьелпэ, ты только не подумай неправильно и не обижайся, но у меня странный вопрос: мне эти капусты-морковки не очень нравятся, даже по виду. Короче, можно я тебя съем?
Тут уж у самого эльфа с вилки картошка попадала на пол. Он вытаращил глаза и сказал, как отрезал:
— Нет!
Орк состроил щенячьи глазки и сложил губки бантиком:
— Ну пожалуйста! Не будь столь категоричен! Мне так хочется, сил нет!
Повисло молчание. Собеседники на миг застыли в своих позах. А затем одновременно вскочили. Эльф побежал спасаться бегством, Саурон — догонять свой обед. Погоня продолжалась долго, а её маршрут проходил по всему большому этажу башни. Келебримбор бежал по темному коридору, не разбирая дороги, и орал:
— Отвяжись, скотина! Я живым не дамся!
— Нах ты мне живой, я и дохлого сожру.
Обернувшись, Келебримбор снова хотел что-то возразить, но в этот момент врезался башкой в каменную стену. На удачу охотника, коридор оказался тупиковым.
Орк тут же припёр эльфа к стенке и широкими ноздрями обнюхал свою добычу.
— Ммм, вкусненький, мясистенький. Вот я сейчас тебя разделаю и славненько отобедаю!
Келебримбор зажмурился и пропищал, прощаясь с жизнью:
— Пендальфский кофейник, прошу, Майрон, очнись! Не жри меня! Кто тебе будет документы писать? Кто тебя ещё с клыками и с соплями полюбит! А я буду — чесс слово!
И тут внезапно орк отступил. Вокруг него завихрились искры и разноцветные звездочки. Началось превращение.
Разноцветные звёздочки в последний раз сложились в воздухе в неприличные знаки и рассыпались по полу.
Келебримбор повернул башку вправо. Потом повернул влево. И облегченно выдохнул: орка нигде не было. Эльф вообще никого не увидел. Зато почувствовал, как кто-то трепанул его за подол туники. Нолдо наконец, опустил взгляд вниз и уставился на невесть откуда взявшегося толстенького рыженького гнома. У него был нос картошкой, кустистые смоляные брови и веселые темно-карие глаза. С золотистым отблеском и огненным ободком.
— Майрон? Это ты? — осторожно поинтересовался Тьелпэ.
— Ты становишься предсказуемым, Келебришка. Мог бы и пооригинальнее вопросов напридумывать!
Эльф вспыхнул радостной улыбкой, всплеснул руками, а следом схватил гнома в охапку, поднял и закружил.
— Как же я рад, о, Эру! Это не передать ни словами, ни песнями! — плакал от счастья и смеялся эльф, теребя густую и мягкую медную бороду.
— Ну, прекрати уже эти эльфячьи нежности! Пошли лучше делом займёмся! — все никак не получалось у коротышки Саурона вырваться из крепких объятий.
— Да, конечно! Я так счастлив, что ты больше не орк, что в благодарность готов вместе с тобой всю ночь писать приказы! Хоть две ночи! Да хоть неделю! — заливисто щебетал эльф, утирая растроганные слезки.
Однако Саурон на то ворчливо бросил:
— В жопь засунь себе свои бумажки! Пойдём покопаем да покуём, друг мой алмазный!
«Вот это дело! Вот это разговор!» — обрадовался Келебримбор.
Гном Саурон потащил другана не так уж и далёко. Они вышли из башни и прямиком потопали к Роковой горе, только не со стороны Саммат Наура{?}[Sammath Naur с Синдарина — Огненные Палаты, там Саурон создал Единое кольцо], а чуть дальше, там, где в недрах вулкана были разработки полезных ископаемых и драгоценных минералов.
— Заброшена, видно, не разрабатывают, потому что были обвалы, — сказал Келебримбор, оценивая похожий на жадную пасть спуск в шахту.
— Да и хер с ним. Жопой чую — там алмазы! — горели золотым жаднючим пламенем глаза гнома.
— Майрон, это опасно! И у нас даже снаряжения нет!
— Зато есть лопаты, кирки и мешки для моих камешков. Не пизди и полезай в шахту.
— Но, Майрон!
— Лезь уже!
Гном подтолкнул эльфа к рваным краям земляной дырки. Нолдо ступил на старые ступеньки лесенки и, пугливо цепляясь за сырые скалистые стены, начал спускаться. Но прогнившие доски не выдержали даже его легкую эльфийскую поступь. Нолдо с громким воплем из пяти всем известных рун{?}[БЛЕАТЪ!] улетел в темноту.
Дождавшись характерного звука встречи туловища с землей, гном спросил:
— Надеюсь, ты не убился?
В ответ из темноты послышался болезненный стон:
— Вроде неееет. Но плечо рассек и на балде шишаааак.
— Не беда, до свадьбы внуков заживет. Главное, что ноги не поломал и сможешь тащить мои алмазы.
Саурон покрутил в креплении на лбу волшебный кристалл, и он тускло загорелся голубоватым светом. Но этого освещения хватило, чтобы хитрый гном углядел ведущие в шахту вполне надежные выступы, вырубленные прямо в каменной стене по-соседству с рухнувшей лестницей. По ним он и спустился к эльфу, помог подняться и вручил ему кирку.
Алмазов в шахте и правда было много. Келебримбор набрал полный мешок и только потом подумал, какой же он идиот. Тащить-то все это добро придётся на своём горбе. А проклятый гном тем временем сам уже собрал ещё два полных мешка.
— Майрон! Харош копаться!
Но Саурон его не слышал.
— Алмазы, рубины, сапфиры, копать-копать-копать, алмазы, рубины… — леденящей кровь присказкой без остановки повторял гном, с каждым словом все активнее махая лопатой и все глубже вгрызаясь в вулканические породы.
И так продолжалось пока Келебримбор внаглую не подошёл и не вырвал из его рук инструмент.
— Хватит! Я не допру это все!
— Ладно. На сегодня богатств нарыли, — утёр капельки пота с низкого смурного лба Саурон, — завтра ещё покопаем. А теперь пошли в кузню.
До Огненных Палат гном шел вприпрыжку и напевал на ходу себе под нос весёлую песенку:
И даже назгул черный вовсе не крут, Когда с пещер подгорных гномы идут.{?}[Из песни «Гимли», исполнитель Сауроныч]
Келебримбор плёлся следом, шатаясь, едва переводя дыхание и согнувшись в три погибели под двумя тяжеленными мешками с камнями. Свой он нахер «забыл» в шахте.
Эльф и гном пришли в эпическую сауронову кузню. Саурон встал к наковальне, хрустнул пальцами, тряхнул шелковистой бородой и обратился к нолдо:
— Ну что, брильянтик мой, колец нахерачим?
— Извини, но что-то мне больше не хочется ковать.
— Это потому что ты — эльфийская изнеженная баба. Эльфы все слабаки.
Келебримбор в протест на такое заявление демонстративно сложил руки на груди и задрал гордый нос, всем видом показывая, что к инструменту он даже не притронется. Но гном этого даже не заметил. Потому что взял самый тяжёлый из всех молот и — ну херачить со всей дури.
То ли у гномов ковка в крови, то ли Саурон
