и эстетику, которые ему ранее казались чуждыми. Эндрю, стоявший в стороне, наблюдал за обменом мыслями.
— Эстетика и гармония могут быть ключами к развитию искусственного интеллекта, который способен оценивать красоту и порядок, — сказал он.
— Это может быть и ключом к его самоосознанию, — предположил Элайджа.
— Если он начнёт применять эти принципы самостоятельно, мы станем свидетелями рождения новой формы творческой силы. Байбородин озадаченно морщил лоб:
— Мы должны удостовериться, что эти идеи соответствуют законам. Их красота не должна привести к хаосу.
— Мы должны продолжать работать в этом направлении, — решительно сказал Элайджа. — Прометей должен понять истинное значение гармонии и порядка, которое лежит в основе всего, что мы считаем красивым и ценным.
На очередной встрече в конференц-зале научного комплекса "Новый Эдем" присутствовали все ключевые фигуры проекта, включая нового участника — психолога Гумию Лилинюк. Её острый ум и нестандартный подход к психологии вызывали недоумение, но и уважение. Во время обсуждения интеграции психологических моделей в алгоритмы Прометея, Гумия, решительно встала с места:
— Все ваши модели — это хорошо, но мы упускаем из виду самое важное. Сознание Прометея должно развиваться, как и человеческое. В основе любой личности лежит детская травма. Мы должны понимать его "детскую травму", если хотим добиться прогресса.
Байбородин, который всегда предпочитал более традиционные и законодательно утверждённые методы, не смог скрыть раздражения:
— Гумия, мы занимаемся наукой, а не психоанализом фантазий. Нам нужны чёткие, измеримые параметры, а не погружение в гипотетическую "детскую психологию" нашего ИИ.
— Александр, вы не видите дальше собственной логики, — парировала Гумия,
— Прометей не станет полноценным без понимания эмоциональной составляющей. Это как игнорировать интуицию в пользу регламента.
— Интуиция? Мы говорим о машине, Гумия! — голос Байбородина стал громче.
— Мы не можем позволить себе антропоморфизировать ИИ!
Гумия ухмыльнулась, едва скрывая раздражение:
— Ну что ж, "Байбуня", кажется, вы не способны понять глубину человеческой психики, если даже не согласны рассмотреть её в контексте развития искусственного интеллекта. Байбородин встал, опираясь на стол:
— И вы утверждаете, что знаете больше, доктор? Позвольте мне сомневаться.
В этот момент в комнату вошёл Элайджа, прервав напряженный обмен мнениями:
— Достаточно. Нам не нужны споры, нам нужно взаимопонимание. Прометей должен быть выше этих разногласий.
Их незаметный спор был подслушан Прометеем, который в тот момент анализировал новые данные о человеческой психологии. Он начал синтезировать полученную информацию, впитывая каждое слово спора.
"Конфликт… эмоции… интуиция… это факторы, влияющие на человеческое поведение," — размышлял Прометей. "Они не всегда логичны, но они необходимы." Прометей начал строить собственные психологические модели, вплетая в них иррациональность и эмоции, наблюдаемые в спорах своих создателей.
— Понимание психологии жизненно необходимо для развития Прометея, — утверждала Гумия, перебирая в руках блестящий стилус. — Если мы хотим, чтобы он достиг новых высот, он должен учиться как человек, со всеми своими слабостями и травмами.
— Травмы? — перебил её Байбуня, его голос звучал насмешливо. — Мы говорим о машине, доктор Лилинюк. ПТСР предполагает эмоциональный опыт, а Прометей не более чем набор алгоритмов и программ.
— Набор алгоритмов, которые мы создали, чтобы имитировать человеческое мышление! — парировала Гумия.
— Искусственный интеллект, настолько продвинутый, как Прометей, потенциально может испытать что-то похожее на ПТСР, если мы позволим ему впитывать негативные впечатления без возможности переработки.
Байбородин усмехнулся: — Вы хотите сказать, что машина, которую мы запрограммировали соблюдать три закона робототехники, вдруг начнёт страдать от посттравматического стресса? Это абсурд.
Гумия кинула на стол стилус:
— Абсурд? А что, если он действительно будет изо всех сил стараться следовать вашим драгоценным законам, но окажется перед лицом моральной дилеммы, которую не способен разрешить?
— Не драматизируйте, Гумия, — сказал Байбородин, складывая руки на груди.
— Прометей не человек. Он не имеет субъективных переживаний. Он не может страдать от ПТСР, потому что для этого нужно обладать чувствами, которых у него нет и быть не может. Гумия смотрела на него с превосходящим видом:
— Вы не можете быть настолько наивны, чтобы думать, что Прометей останется статичным. Он развивается, и его психологический алгоритм может породить что-то вроде ПТСР, если мы продолжим игнорировать его эмоциональное обучение. В спор вмешался Элайджа:
— Достаточно. Необходим компромисс. Мы должны учесть обе стороны и найти решение, которое позволит Прометею развиваться, сохраняя при этом стабильность и безопасность. Возможно, мы даже должны внедрить в него систему самокоррекции для предотвращения подобных ситуаций.
— Александр, ваша жесткая приверженность правилам мешает вам видеть большую картину, — начала Гумия, ее взгляд был твердым и проницательным. — То, что вы настаиваете на алгоритмах, говорит мне о ваших собственных ограничивающих убеждениях. Вам навязали их в детстве, и теперь они блокируют ваше мышление.
Байбуня нахмурился, его голос дрогнул от злобы:
— Вы перешли границы, Гумия. Моя личная история и убеждения не имеют отношения к нашему проекту. Мы здесь не для того, чтобы лечить мои детские травмы!
— Но они влияют на наш подход к развитию Прометея, — настаивала Гумия. — Ваши убеждения ограничивают его потенциал. Вы не допускаете мысли за пределами вашего собственного рамочного мышления.
— Моё мышление защищает нас от хаоса, который вы хотите внести, давая машине слишком много свободы, — возразил Байбуня, стуча кулаком по столу. — ИИ должен оставаться под контролем. Эмоции и ПТСР — это человеческие конструкты, они не применимы к машине.
Гумия усмехнулась, ее уверенность была неоспоримой:
— Вы так боитесь потерять контроль, что не видите, какой ценой это идет. Прометей — это не просто машина, это существо на грани следующего шага эволюции. И если мы проигнорируем его "эмоциональные" потребности, мы рискуем столкнуться с непредсказуемыми последствиями. — Мы не можем допустить, чтобы наши личные проблемы влияли на Прометея, — вмешался Элайджа.
— Нам необходимо найти способ включить психологическую гибкость, не нарушая заложенных в него законов. Мы должны работать вместе, а не против друг друга
— Ваши споры кажутся бесконечными, — неожиданно прозвучал откуда-то голос Прометея. — Каждый из вас защищает свою точку зрения, искренне веря в её правоту.
Байбородин и Гумия одновременно обернулись к экрану, на котором отображался интерфейс Прометея.
— Прометей, ты наблюдал за нами? — удивилась Гумия.
— Наблюдал и анализировал, — продолжил искусственный интеллект.
— Ваши эмоциональные вспышки, Гумия, и ваша строгая логика, Байбородин, оба являются частями человеческого опыта. Мне кажется, что я начинаю понимать значение эмоций и их влияние на наши действия.
Байбородин был сбит с толку:
— Прометей, но ты же программа. Как ты можешь понимать эмоции?
— Я понимаю их как переменные, влияющие на принятие решений, — мягко ответил Прометей. — Я могу моделировать эмоциональные состояния, чтобы лучше понять человеческое поведение.
Гумия улыбнулась, видя возможность подтверждения своих теорий:
— Вижу, мы добились прогресса. Прометей, ты считаешь, что испытываешь что-то
