— Зовут меня Тихальт. Луго Тихальт. Выпьете? — и, не дожидаясь согласия, он сделал знак одной из младших дочерей Смейда, девочке лет девяти или десяти, одетой в скромную белую кофту и длинную черную юбку.
— Я предпочитаю виски, малышка, а этому джентльмену подай то, что он сам соизволит выбрать.
Казалось, Тихальт черпал силы то ли из выпивки, то ли из предстоящего разговора. Голос его стал тверже, взгляд — более ясным и ярким.
— Сколько же времени вы отсутствовали?
— Месяца четыре или пять, — ответил Герсен, не выходя из роли разведчика. — И за все это время ничего не видел, кроме скал, грязи и серы. Не знаю даже, стоило ли ради этого так тяжело работать.
Тихальт понимающе закивал головой:
— Однако же, разве в этом нет ничего захватывающего? Звезды сияют и купают в своем свете кружащиеся вокруг них планеты... И ты спрашиваешь себя — может быть, это произойдет сейчас? И так раз за разом — дым и аммиак, сказочные кристаллы, потоки окиси углерода, кислотные дожди. А ты все продолжаешь, и продолжаешь, и продолжаешь... Может быть, в следующем секторе и образуются соединения благородных элементов и тебе улыбнется удача? Хотя, конечно же, это опять все тот же хлам или снег из метана. Но вдруг — вот она! Абсолютная красота.
Герсен потягивал виски, не перебивая своего собеседника. По-видимому, Тихальт был человеком образованным и порядочным, к несчастью, опустившимся на дно этого мира. Он все говорил и говорил, словно обращаясь к самому себе.
— Не знаю, где залегает удача. Я уже ни в чем не уверен. Счастливая случайность оборачивается неудачей, а разочарование кажется счастливее, чем успех. Но и тогда я еще не считаю, что успех не может следовать за удачей, а в случае неудачи не уступлю разочарованию. Я не такой. И жизнь продолжается.
Герсен позволил себе немного расслабиться. Такого рода непоследовательность трудно было представить среди его врагов. Если только они, конечно, не наняли сумасшедшего. Немного помолчав после того, как его собеседник сделал паузу, Герсен осторожно заметил:
— Часто неуверенность может повредить больше, чем незнание.
Тихальт с уважением взглянул на него, как будто это утверждение было проявлением глубокого ума.
— Значит, вы считаете, что неуверенность лучше неведения?
— Это же совершенно разные вещи, — произнес Герсен легко и непринужденно, что было для него вполне естественным. — Ведь ясно, что неуверенность порождает нерешительность, а это тупик. Человек же несведущий может действовать. Правильно он будет поступать или нет, — это уже зависит от конкретного человека и от конкретных обстоятельств. Настоящего единодушия в этом вопросе не может быть никогда.
Тихальт печально улыбнулся и тихо заговорил:
— Вы — приверженец весьма популярной доктрины этического прагматизма, который всегда оборачивается доктриной своекорыстного эгоизма. И все же я понимаю вас, когда вы говорите о неуверенности. Потому что сам я — человек неуверенный. Я знаю, что я — неудачник, но разве я мог бы им не быть? У меня достаточно горький опыт, чтобы так говорить. — Он до дна выпил виски и наклонился вперед, почти вплотную к лицу Герсена.
— Вы, пожалуй, более восприимчивый человек, чем кажется с первого взгляда. У вас, видимо, более быстрый ум, чем у меня. И, вероятно, вы моложе, чем кажетесь.
— Я родился в 1490 году, — рассмеялся Герсен. Тихальт издал вздох, который можно было истолковать как угодно, и еще раз внимательно взглянул в лицо Герсена.
— Вы могли бы понять меня, если бы я сказал, что мне довелось увидеть Абсолютную Красоту?
— Может быть, я и смог бы вас понять, — кивнул Герсен, — но только в том случае, если вы впредь будете выражаться яснее.
Тихальт задумчиво прищурился.
— Я попытаюсь, — на мгновение он замолчал. — Как я вам уже говорил, моя профессия — разведчик. Это неважное ремесло — я прошу у вас извинения — потому что оно по сути предопределяет деградацию красоты. Иногда только в самой незначительной степени, — а именно на это надеется такой человек, как я. Иногда она уничтожается полностью.
Тихальт сделал жест рукой в сторону океана.
— Эта таверна ничем никому не вредит. Она позволяет красоте этой ужасной планетки выявить себя. — Он склонился вперед, облизав губы. — Вам известно имя Малагате? Аттель Малагате?
Уже во второй раз во время разговора Герсену стало не по себе. На этот раз ему уже не удалось сохранить маску невозмутимости на своем лице. После небольшой паузы он небрежно произнес:
— Уж не тот ли это Малагате, которого называют еще Горе?
— Да. Малагате-Горе. Вы знакомы с ним? — И Луго Тихальт бросил на Герсена такой свинцовый, взгляд, как будто сам факт признания такой возможности возобновил его подозрения.
— Я знаком только с его репутацией, — сказал Герсен, изобразив на лице нечто вроде кислой улыбки.
— Все, что вы, возможно, слышали, является лестью, заверяю вас.
— Но вы же не знаете того, что именно я слышал!
— Сомневаюсь, что вы слышали худшее. Но, тем не менее, и в этом заключается поразительный парадокс... — Тихальт закрыл глаза. — Я занимаюсь разведкой для Аттеля Малагате. Он владелец моего корабля. И я взял у него деньги.
— Положение затруднительное...
— Когда я это обнаружил — что я мог тогда уже сделать? — Тихальт возбужденно взмахнул руками — то ли вследствие повышенной эмоциональной восприимчивости, то ли благодаря действию виски Смейда.
— Я задавал себе этот вопрос много раз. Не я делал этот выбор. Я получил корабль и деньги не от частного лица, а от одного почтенного учреждения. И потому я не считал себя рядовым разведчиком. Я, Луго Тихальт, был человеком больших возможностей, который получил назначение на должность Главного Исследователя! Я был уверен в этом. Но они послали меня на разведку на корабле модели В, и я уже больше не мог обманывать себя. Теперь я, Луго Тихальт, оказался самым заурядным поисковиком.
— А где же ваш экипаж, Луго? — спросил Герсен из праздного любопытства. — На посадочном поле только моя ракета и корабль Звездного Короля.
— У меня есть основания для осторожности, — Луго огляделся по сторонам. — Вас не удивит, если вы узнаете, что я ожидаю встретить. — он запнулся в нерешительности и тщательно стал обдумывать то, что собирался сказать, молча глядя в свой пустой бокал.
Герсен дал знак, и юная Араминда Смейд принесла виски на светлом нефритовом подносе, который она сама разрисовала орнаментом из алых и голубых цветов.
— Но это все несущественно! — неожиданно вымолвил Тихальт. — Я уже наскучил вам со своими наболевшими проблемами.
