Набрала в грудь побольше воздуха, перескочила на третью дорожку, пробежала по ней, обогнала едущих впереди пассажиров и вспрыгнула на четвертую. Потом резко развернулась, перескочила обратно на третью и быстро пересекла еще три подряд.
Бег по дорожкам был сродни танцу. И она, легко и с удовольствием войдя в ритм, прыгнула вправо, развернулась, пробежала против хода движения, перескочила влево, на более медленное полотно. При виде этих кульбитов какой-то мужчина неодобрительно покачал головой. Эйми лишь усмехнулась в ответ. Робость в передвижении — это не для нее. Большинство пассажиров не желали пользоваться свободой, которую предоставляли эти шуршащие серые полосы, терпеливо придерживались одного направления и скорости. Они были глухи, они не воспринимали музыки дорожек, их песни, которая так маняще звенела в ушах Эйми.
Эйми обернулась. Мальчишек видно не было. Перейдя к левому краю дорожки, она сделала ложное движение, затем неожиданно метнулась вправо, пронеслась мимо какой-то оторопевшей женщины и продолжала перескакивать с одной дорожки на другую, пока не достигла самой скоростной.
Приподнятой левой рукой она пыталась защититься от ветра. Скорость здесь была, как в метро, — около тридцати восьми километров в час. Метро являло собой непрерывно движущуюся платформу с поручнями — чтоб было удобней входить. Эти поручни были установлены через определенные интервалы, между ними укреплены прозрачные щиты, призванные защитить пассажиров от ветра. Эйми ухватилась за поручень и вскочила на платформу.
Народу было не слишком много, и она стала пробираться между пассажирами. Оказалось, что двое мальчишек тоже успели вскочить на платформу. Какая-то женщина сердито огрызнулась, когда Эйми прошмыгнула мимо нее. Девочка бросилась к противоположному борту.
Она спрыгнула с него на дорожку внизу, которая двигалась с той же скоростью. Потом снова вскочила на платформу, затем спрыгнула обратно на дорожку.
Один мальчишка по-прежнему не отставал, бежал в нескольких шагах позади. Товарищ его, очевидно, замешкался, не ожидал, что она тут же снова соскочит на дорожку. Любой опытный бегун должен предвидеть подобную ситуацию. Ни один бегун не станет оставаться на платформе или одной и той же дорожке слишком долго. Она перескочила на ту, что помедленнее, досчитала про себя до пяти, перескочила обратно на быструю, снова посчитала, затем ухватилась за поручень, птицей влетела на платформу и, расталкивая пассажиров, бросилась к другому краю. Спрыгнула на полоску внизу. И стояла на ней спиной к ветру и широко расставив ноги. Обычно в разгаре гонки она не пользовалась такими опасными приемами, но на этот раз просто не могла побороть искушения показать свое мастерство.
А потом соскочила вниз с метровой высоты прямо под носом у какого-то мужчины.
— Совсем озверели! — проворчал он. — Вот сообщу о тебе куда следует.
Она развернулась лицом к ветру и шагнула на дорожку слева, отстав, таким образом, от рассерженного мужчины, которого унесло вперед. Обернулась. Мальчишек в потоке людей позади видно не было.
Слишком просто… Она обошла их всех, еще не достигнув даже перекрестка, откуда начиналась дорога в сектор Конкорс. Нет, надо все же дойти до конца, и, если эти придурки там ее догонят, можно предложить им сыграть еще раз. Если, конечно, она не отбила у них охоты.
Впрочем, Эйми сомневалась, что мальчишки примут новый вызов. Что ж, подождет их немного и отправится домой.
Ну и поделом им! Куда этим соплякам до такой знаменитой бегуньи, как Эйми Барон-Штейн! Да она обошла самого Киоши Гарриса, одного из лучших бегунов во всем городе! То была почти двухчасовая гонка до самых окраин Бруклина. А в другой раз за ней гналась целая банда Брэдли Охайера, и она благополучно добралась до Квинс, оставив их всех далеко позади. Она улыбнулась, вспомнив, как бесновался тогда Брэдли, которого победила какая-то сопливая девчонка. Вообще, девчонок-бегуний было совсем немного, и она считалась лучшей из всех. Вот уже в течение года она считается лучшей, ни один человек, бросивший ей вызов, еще ни разу не обыграл ее. Начав гонку, она успешно доводила ее до победного конца. Она была лучшей девочкой-бегуньей во всем Нью-Йорке! Да что там в Нью-Йорке, возможно, на всем земном шаре!..
Нет, сказала она себе, легко перескакивая с одной дорожки на другую. Она просто лучшая, вот и все.
Жила Эйми в районе Квинс-Бридж. И ко времени, когда достигла эскалаторов, ведущих к нужному ей уровню, радости от победы поубавилось, и она поняла, что ей не очень-то хочется возвращаться домой. Толпы людей двигались по улице, зажатой между высоченными стальными стенами зданий, в которых проживали миллионы. Все земные города строились по тому же принципу, что и Нью-Йорк. Люди вгрызались в землю, вкапывались в нее, строили себе убежища, огораживались стальными стенами. Там они чувствовали себя в безопасности, там они были защищены от страшной пустоты внешнего мира.
Эйми протиснулась к эскалатору. По нему ехала свадьба. Жених в темной сборчатой тунике и брюках, невеста в коротеньком белом платьице. В руках она сжимала букет цветов, сделанных из переработанной бумаги. Друзья и знакомые держали бутылки и пакетики с пайками — видно, все это предназначалось для торжественного обеда. Парочка улыбнулась Эйми, та пробормотала поздравления. Эскалатор остановился, и она сошла на своем уровне.
Вбежала в холл и подошла к высокой двустворчатой двери, на которой светящимися буквами значилось:
«ТОЛЬКО ДЛЯ ЖЕНЩИН».
Под этой надписью более мелкими буквами было выведено:
«Подсектор «2Н-2N».
Значился также номер, который следовало набрать в случае, если потерял ключ. Эйми дернула молнию на кармане, достала тонкую алюминиевую полоску, вставила в прорезь замка.
Дверь отворилась. В уютном холле, выдержанном в нежно-розовых тонах, сидели женщины. Расчесывали волосы и делали макияж перед зеркалами, занимавшими целую стенку. И болтали. С Эйми они не поздоровались, а потому она им тоже ничего не сказала. Ее отец, как и большинство других мужчин, вечно удивлялся: о чем только могут болтать женщины в таком месте. Ведь в секторе для мужчин ни один человек ни за что бы не заговорил с другим. Даже взгляд, брошенный на соседа, считался неприличием, если не оскорблением. Мужчины бы никогда не стали разводить сплетни в холле своего сектора. Впрочем, на деле все обстояло не совсем так, как думал отец. Женщины тоже ни за что не заговорили бы с той, которая предпочитает уединение. Не стали бы они здороваться и с новой соседкой — во всяком случае, до тех пор, пока не узнают ее лучше.
