Стоя перед зеркалом, Эйми пригладила коротенькие черные кудряшки, а потом вошла в общественный туалет. По одну сторону длинный ряд унитазов, без дверей, разделенных лишь тонюсенькими перегородками. По другую — столь же длинный ряд раковин.
Молодая женщина присела на корточки перед одним из туалетов. Тут же на специальном стульчике сидел мальчик. Эйми сразу заметила, что это именно мальчик. Держать в женском секторе ребенка противоположного пола дозволялось только до тех пор, пока ему не исполнится четыре. После этого мальчик переводился в мужской сектор. Обычно — с отцом, который первое время должен был приглядывать за ним.
Эйми вдруг представила, как, должно быть, тяжело такому малышу привыкать к незнакомой обстановке.
Попасть из более вольной и теплой атмосферы женского сектора к мужчинам, где даже взглянуть на другого человека запрещено… Говорят, это правило возникло из необходимости сохранить хоть какое-то подобие частной жизни, живя бок о бок с совершенно чужими людьми. Но психологи считали также, что запрет возник из подспудного желания мужчин отделить себя от матери. А потому неудивительно, что они так там себя ведут. Не только демонстрируют, что не желают вмешиваться в чужую жизнь, но показывают также, что уже вышли из детского возраста.
Опустив глаза и не обращая внимания на женщин и девочек, Эйми прошла мимо туалетов и оказалась в душевой. Две женщины зашли в частные кабинки в дальнем конце коридора. Примерно год тому назад у матери Эйми тоже появилась своя частная кабинка — привилегия, до которой дослужился муж. Но пользоваться ей Эйми пока что не разрешалось. Другие родители были более либеральны и позволяли детям мыться в частных душевых. У нее же, Эйми, и отец, и мать страшно строгие. Они считали, что дочь должна пользоваться только теми привилегиями, которые заработала сама.
Сейчас надо принять душ и сунуть одежду в стиральную машину. Иначе после обеда сюда уже не пробиться. Эйми вздохнула. То была не единственная причина, по которой ей не хотелось возвращаться домой.
Мать уже должна была получить уведомление от мистера Лианга. И Эйми боялась встречи с ней.
Подойдя к двери в квартиру, она увидела, что из нее выходят четыре женщины. Эйми рассеянно поздоровалась с ними и кивнула в ответ, когда они спросили ее, все ли хорошо в школе. Это были самые интеллектуальные подруги матери, дамы, любившие поговорить на социологические темы и улаживать (между собой, разумеется) проблемы города — все это перед тем, как перейти к сплетням и советам, как выбить ту или иную привилегию и воспитывать детей.
Мать пропустила Эйми в комнату и затворила дверь. Эйми дошла примерно до середины просторной гостиной, когда услышала:
— Куда направляешься, дорогая?
— Э-э… к себе в комнату.
— Думаю, тебе лучше присесть. Нам надо кое-что обсудить.
Эйми подошла к стулу и уселась. В гостиной, имевшей пять метров в длину, стояли два стула, маленький диванчик и имитация восточной оттоманки, обитой кожей. В квартире были еще две комнаты, а в спальне родителей имелась раковина — тоже большая редкость в нынешние дни. И все это они получили только потому, что отца высоко ценили на государственной службе. У них было что терять, а потому оба они, и мать, и отец, были страшно требовательны к дочери. И бранили ее за малейшую провинность.
— Что-то ты сегодня припозднилась, — заметила мать и уселась на диван напротив Эйми.
— Принимала душ. Слушай, а ужинать еще не пора? Папа вот-вот должен быть.
— Он предупредил, что задержится. Так что есть на общественной кухне сегодня не будем.
Эйми прикусила губу. Четыре раза в неделю их семье разрешалось есть в квартире. На общественной кухне, где стояли длинные столы и собиралось много народу, на дочь не очень-то покричишь.
— В любом случае, — добавила мать, — уверена, что нам лучше побеседовать наедине, пока не вернулся отец.
— О… — Эйми уставилась на синий ковер. — О чем это?
— Ты прекрасно знаешь, о чем. Я получила уведомление от твоего наставника, мистера Лианга. И он пишет, что тебя предупредил.
— А-а… — Эйми пыталась напустить безразличный вид. — Это…
— Он считает, что в конце четверти хороших оценок тебе не видать, темные глаза матери злобно сузились. — И если в ближайшее время ты их не исправишь, он пригласит меня на собеседование… И это еще не все, — она откинулась на спинку дивана. — Мистер Лианг сообщил, что ты бегаешь по дорожкам.
Эйми вздрогнула.
— Откуда он знает?
— Ах, Эйми!.. Уверена, у него есть способ выяснить, так это или нет. Так это правда?
— Гм…
— Так правда или нет? Это гораздо более серьезный проступок, чем плохая учеба. Ты что же, хочешь, чтоб тебя задержала полиция? Ты подумала о том, что можешь стать причиной несчастного случая, что, наконец, можешь сама серьезно пострадать?.. Знаешь, что сказал отец, когда первый раз услышал об этих твоих забавах?
Эйми низко опустила голову. Это было года два тому назад, и отец читал ей мораль несколько часов кряду. Но после этого он вроде бы не знал, что она продолжает бегать по дорожкам. Я лучшая, подумала Эйми.
Каждый бегун в городе обо мне наслышан. И ее так и подмывало крикнуть все это матери прямо в лицо, рассказать о своих достижениях и победах. Но она сдержалась.
— Это глупая и очень опасная игра, Эйми. Каждый год от этой беготни погибают несколько детей. Прохожие и пассажиры тоже получают травмы. Тебе уже четырнадцать, пора бы и поумнеть. Просто не верится, что…
— Да не бегаю я по этим дорожкам! — огрызнулась Эйми. — Вернее, уже давно не бегала, — не далее, как два часа тому назад, подумала она. Да и то, тоже мне, беготня. Детский лепет какой-то. Так что это не в счет. Если и приврала, то совсем чуть-чуть. Но в глубине души она все же чувствовала себя виноватой. Она не любила врать.
— И твои отметки…
Эйми ухватилась за возможность перевести разговор на другую тему.
— Знаю, отметки плохие. Постараюсь учиться лучше. Но не вижу особой разницы…
— Разве тебе не хотелось бы стать лучшей ученицей? Что-то я не понимаю. Ведь ты всегда была одной из лучших. И преподаватель по науке всегда так хвалил тебя.
— Ну и что? — Эйми уже отбросила всякую сдержанность. — Какой в этом толк? К чему мне все это знать?..
— Тебе следует учиться хорошо, чтоб поступить в колледж. Положение, которое занимает отец, поможет облегчить эту процедуру. Но и он будет бессилен, если ты, наконец, не возьмешься за ум!
— Ну а дальше что? Даже будь я гением или лучше любого из мальчишек, меня все равно запихнут на курсы каких-нибудь диетологов, или социальных взаимоотношений, или на отделение детской психологии, чтоб я стала хорошей матерью. Или научат компьютерному программированию, чем и буду заниматься, пока не выйду замуж. Все равно все кончится только этим. Так ради чего стараться?
